Вернуться

Лэнсер: - Только количество сахара на строчку текста надо бы сократить примерно вдвое...

Бентен: - Нифига! :)) Это десерт! :)

###

Благотворительный бал Международной Ассоциации «Врачи за доступную медицину» в этом году занял обе парадных залы Сиэтлского дворца искусств. Прошлогоднее помещение не смогло вместить всех желающих. Джейн в очередной раз сделала вид, что пригубила шампанское, и с улыбкой поприветствовала русскую пару с вензелями императорской службы милосердия. На сегодняшнем приеме она была гостьей, и могла себе позволить и вино, и немного рассеянности, но привычка брала верх. Она смотрела на танцующих и думала о том, как странно сплетаются вещи и смыслы – все эти люди в роскошных костюмах заплатили астрономические суммы за то, чтобы побыть в обществе друг друга во имя борьбы с проблемой, о которой они никогда не задумывались, так как никогда не испытывали нужды. Дядя Алджернон рассказывал о временах, когда заметную часть танцующих составляли специально приглашенные актеры, а сейчас сложно найти состоятельного человека, не умеющего проделать хотя бы несколько элементарных па. Ну еще бы…

- Говорят, принц холост? – дама в сиреневом сопроводила свой вопрос смешком и легким понижением голоса, словно пытаясь сделать бестактность милой.

Дядя Алджернон искренне расхохотался – для того, чтобы просчитать истинный смысл вопроса, не требовалось быть гением. Для ответа он тоже выбрал верный тон – абсолютно иной, чем если бы этот разговор велся в действительно светском кругу.

- Мадам, забудьте об этом. У вас больше шансов подсунуть нашему гостю своего племянника, чем вашу, без сомнения, очаровательную дочь. Мужчины их семьи никогда не имеют связей с женщинами за пределами круга Императорского Букета.

Госпожа Ферези (ах да, вот как ее зовут. Астрономически богата благодаря мужу. Сетевые технологии) поджала губы и осуждающе покачала головой.

- Вы лукавите, Джон. Старший брат его высочества женат на простолюдинке.

- Что никак не опровергает моих слов, - парировал Алджернон, - она не японская дворянка, это правда, но это не мешает ей принадлежать к Букету.

- После замужества!

- До, моя дорогая леди. Вы просто знаете о Букете лишь его декоративную составляющую и забываете, что на самом деле эти милые дамы являются повсеместными исполнителями воли обеих императриц, и лишь часть из них служит непосредственно в дворцовом комплексе.

Госпожа Ферези снова обернулась к той части залы, где среди танцующих двигались японский гость и ее дочь, оба прекрасные танцоры, получающие несомненное удовольствие от совместного времяпровождения. Джейн старательно избегала глазами этого направления.

- Но неужели никаких исключений?!

Дядя Джон покачал головой.

- В сексуальном смысле - никаких. Посторонние женщины для них даже не табу, они просто не существуют.

Джейн перевела дыхание. Иширо.

Его приход не сопровождался фанфарами и громом небесным, и это несоответствие смешило ее – ведь она прекрасно слышала этот гром, грохот собственного сердца, который заглушал веселый голос дяди.

- Я разрешил твои затруднения одним махом, дорогая! Теперь тебе есть кого спросить насчет своей исторический справки, только не заговори его до смерти!

Она молчала, не в силах выдавить даже банальные слова приветствия. Это было подло, гнусно. Это был неожиданный удар под дых, лишивший ее дара речи и дыхания. Специалист по японскому этикету, она прекрасно знала в лицо каждого высокопоставленного японца из высших кругов, и уж подавно – императорскую семью, но все эти многочисленные портреты и кадры видео врали, безбожно недоговаривали, ничего не сообщая о реальном положении вещей. Господи, дядя Джон предал ее, не предупредив, не дав подготовиться к этой встрече, и теперь она стояла лицом к лицу с самым прекрасным мужчиной на свете - и молчала, выставляя себя безнадежной невоспитанной дурой. Вероятно, он привык к впечатлению, которое производил на женщин, потому что тоже стоял и молчал, глядя на Джейн невероятными глазами цвета полированного черного агата, и не делал ни малейшей попытки как-то помочь ей в неловкой ситуации. Дядя между тем вовсю пользовался правами друга и неофициальной обстановкой, представляя гостя Джейн, а не наоборот, как предполагал строгий этикет в отношении особ императорской крови. В какой-то момент она с удивлением поняла, что ее губы без участия сознания произносят вежливые формулы, и она не просто говорит - она говорит уже гораздо дольше, чем следовало, потому что мучительно боится, что когда она замолчит, передав эстафету гостю, ей придется услышать его голос, а это больше, гораздо больше, чем она может вынести сейчас.

Конечно, она его слышала раньше. На лекциях они подробно разбирали официальные видео Семьи, фиксируя обороты речи и технику построения фраз, горячо спорили о том, какие из них написаны придворным специалистом по связям с общественностью, а какие являются удачным экспромтом, сходясь лишь в восторгах по поводу работы мастеров, ставящих принцам и принцессам сценическую речь. Неужели эта затянувшаяся пауза тоже была многократно отрепетирована, чтобы так превзойти в воздействии любые слова?

У дяди, дипломата бог весть в каком поколении, сработал какой-то тревожный звонок, и он увел гостя прежде, чем тот раскрыл рот. Джейн чуть не расплакалась от облечения и разочарования, не в силах избавиться от мысли, что только что провалила какой-то важный экзамен, и второго шанса не будет.

До конца дня она не могла найти себе места, прячась в собственных комнатах. Пыталась читать, но глаза смотрели сквозь расплывающиеся строчки. Она уже всерьез собиралась отказаться от ужина, сославшись на головную боль, но обнаружила, что дядя с гостем уехали из особняка, и бояться встречи за столом не нужно. Поесть, впрочем, она так и не смогла, ограничившись чашкой чая, выпитой второпях, словно утоленная жажда могла успокоить и ее разум.

Бессонная ночь оказалась лишь отсрочкой – Джейн уже придумала себе срочное дело вне дома и хотела уехать еще до завтрака, но в холле ее ждал сюрприз в виде дяди с огромной черной кошкой на руках и пожилого японца, приехавшего с высокородным гостем в роли адъютанта.

- Исчезаешь так рано, дорогая? – дядя с веселым удивлением поприветствовал ее лишь кивком головы, явно не в силах уделять меньше внимания своей нелегкой ноше. Джейн начала было торопливо излагать свою тщательно разработанную причину, когда услышала шаги на лестнице у себя за спиной, и еще не оборачиваясь поняла, что все было зря. Впрочем, может быть, шестое чувство было здесь не при чем, довольно было склонившегося в почтительном поклоне японского сопровождающего, и поклон этот явно адресовался не ей…

В ее голове вихрем пронеслись формулы сложного этикета, вызубренные за годы обучения, но она снова смогла лишь ошеломленно смотреть, как он первый разрушает установленный порядок.

- Доброе утро, госпожа.

Ее ноги подкосились от звука его голоса, все снова было хуже, гораздо хуже, чем в учебных записях, то ли аппаратура не фиксировала этих обертонов, то ли дело было в том, что вся она ощущала себя камертоном, настроенным на эти звуки. Она представила себе на секунду, как сейчас на европейский манер подаст ему руку с этим неопределенным наклоном кисти, равно предполагающим возможность пожатия и поцелуя, но тут же осознала, что с него станется подыграть, а она не чувствовала в себе сил устоять, если все пойдет совсем не по плану.

Кот на руках у дяди повернул голову и посмотрел на нее внимательно и озадаченно.

«Эмпаты. Эти кошки – эмпаты. Сейчас он – или она? – решит, что я проявляю неуважение к принцу»

Вслед за котом на нее уставился и дядя Джон, озабоченно, словно выискивая тайные признаки болезни.

- Доброе утро, Ваше Высочество, - пробормотала она, сопровождая свои слова легким книксеном, и выскочила за дверь так поспешно, словно пантера уже мчалась за ней по пятам.

Боже всевышний, да что с ней творится? Она, дипломированный специалист-японист, присутствовала на десятках приемов высочайшего полета, включая балы с участием разнообразных членов обоих императорских домов мира. Как служащая посольства, она могла непринужденно вести себя в любой обстановке, не теряя головы даже в сложных ситуациях – и вдруг такой неподобающий паралич воли! Неудивительно, что дядя встревожен…

Она провела день в архивах, разбирая документы по нюансам общения с высокородными японцами в частном кругу – отчего бы не использовать свое замешательство на благо собственного развития? – но день кончился слишком быстро. Вызов от дяди заставил ее напрячься, но она заставила себя ответить ровным непринужденным голосом.

- Джейн, милая, надеюсь, у тебя в планах нет ничего на этот вечер? Я вынужден внезапно уехать до завтра, и хотя наш гость уверяет меня, что нет никаких проблем с тем, чтобы оставить его одного, мне было бы легче, если бы ты побыла радушной хозяйкой.

У Джейн оборвалось сердце.

«Вот и оставь его одного!» - хотела взвизгнуть она, но вместо этого благовоспитанно улыбнулась.

- Конечно, дядя Джон. Не беспокойся об этом.

- Джейн, - он запнулся, словно обдумывая свой следующий вопрос, - У тебя действительно нет проблем с этим? Задай ему все вопросы по своей диссертации, которые хотела бы, много бесценной информации из первых рук и безграничные темы для беседы, двойной профит.

- О, я так и собиралась! – солгала она с улыбкой.

Она нашла предмет своих мучений в полутемной маленькой гостиной. Японец сидел в кресле, явно только что сняв ноги с банкетки, и тянулся к столику, откладывая книгу. Джейн не успела предложить ему не беспокоиться о ее приходе, как он плавным стремительным движением поднялся ей навстречу, склоняясь в том, что она автоматически оценила как «малый неофициальный поклон».

- Я помешала вам? – она ответила в тон – обозначила реверанс кистями рук и осталась стоять в паре шагов от него, еще не уверенная в том, как следует поступить.

Он жестом указал на столик.

- Ваш уважаемый дядя настолько противоречивого мнения обо мне, что оставил мне книгу и бутылку вина. Я пока не определился со смыслом этого послания.

- О! – она покачала головой, - Будьте спокойны, это мнение не о вас, а обо мне. Дядя хотел быть уверен, что вам не будет скучно, если я проявлю малодушие и вас покину.

Джейн решительно направилась к дверям.

- Вы так и собираетесь поступить? – услышала она за спиной.

- Я собираюсь принести еще один бокал.

Господи, благослови и прокляни создателя вина! Она знала, что японскую нетолерантность к алкоголю на дипломатических приемах купируют фармакологически, но была уверена, что в домашней обстановке принц, даже если у него была эта проблема, вряд ли так предохранялся, и буквально видела, как первый же бокал заставил его слегка захмелеть. Ей же самой довольно было пары глотков – Джейн была пьяна от его голоса и блеска темных глаз в полумраке. К половине бутылки она уже утратила осторожность и действительно решилась задать те вопросы, которые казались ей самой опасно неловкими, но ее собеседник остался невозмутим, отвечая с одинаковой легкостью как про нюансы обращения к офицерам ИСБ, принадлежащим к Семье, так и про статус Букета во внутренней жизни дворца.

Она слушала, в какой-то момент поняла, что слушает не сказанное, а лишь голос сказавшего. Возмутилась собой, взмолилась о разрешении включить комм на запись – и дальше слушала уже не переживая, что крупицы знания протекают как вода сквозь пальцы, лишь бы он продолжал говорить.

Как хозяйка, она хотела взять себе право разливать вино, но он словно считывал ее мысли, ни разу не дав ей притронуться к бутылке и опережая ее буквально на доли секунды, пока она еще не протянула руку. Джейн азартно задалась целью его опередить, и их пальцы сомкнулись на сосуде одновременно. Ее тряхнуло, словно она коснулась проводов под током, и оторвать руку оказалось так же сложно, как если бы она в самом деле держалась за оголенный проводник. Японец осекся на середине фразы, снова поразив ее отсутствием малейших попыток исправить неловкость – и отодвинуться или убрать руку тоже.

«Поцелуй меня» - попросила она мысленно и тут же исправилась, вспомнив, что даже эмпаты не читают мыслей буквально, и сосредоточилась на картине, как он притягивает ее к себе и касается губами ее губ. Его пальцы слегка дрогнули, он сделал вдох – и выполнил ее мысленную просьбу…

…Его поцелуй был неторопливым, без жадности и необузданной страсти, он пил ее губы, как пьют десертный ликер, наслаждаясь каждой каплей, и лишь учащенное сердцебиение выдавало его волнение.

Она чуть отодвинулась, разглядывая его лицо, мысленно представила себе, какой по счету его женщиной она может стать, пусть даже всего на одну ночь – и подумала, что это не имеет никакого значения.

Они ухитрились ничем не выдать себя дяде Джону на следующий день. Тот даже радостно подтрунивал над исчезновением у племянницы напряженной неловкости в отношении гостя. Лишь когда пантера-телохранитель (Джейн уже знала, что ее зовут Мейкудзи, и она не является партнером-симбионтом принца, а лишь замещает его постоянную кошку по имени Арекуса, так как та ждет котят) проходя к выходу из гостиной, мимоходом потерлась о коленку Джейн головой, дядя чуть растерянно пробормотал «Вот как, вы уже друзья», но его замечание осталось без ответа. Пожилой адъютант однозначно был в курсе всех событий, так как был первым, кто встретился Джейн рано утром на пути ее торопливого бегства из гостевого домика в саду, но его невозмутимость могла бы соперничать со спокойствием каменного Будды, даже когда он с поклоном предложил ей войти в особняк с другого входа, дабы избежать столкновения с прислугой. Джейн, сгорая от неловкости, пролепетала слова благодарности, взбежала по черной лестнице на второй этаж и оттуда, в относительной безопасности, наблюдала, как предмет ее припозднившейся подростковой влюбленности спокойно направляется к парадному входу, словно только что вернулся с прогулки. За завтраком он столь непринужденно попросил у Алджернона разрешения пользоваться гостевым домиком, что Джейн показалось, что ее уши горячо пылают от стыда, но дядя не заподозрил ничего необычного, лишь озабоченно поинтересовался, не мешает ли что-нибудь дорогому гостю в особняке, что тот стремится к уединению. Джейн напряглась в ожидании ответа, неожиданно изнывая от ужаса, что Иширо стыдится их связи, но тут же одернула себя, вспомнив, что сама задала эту линию скрытности, когда увлекла его в гостевой домик, а потом так поспешно покинула на рассвете, а он, как истинный джентльмен, лишь придерживается выбранной ею версии. Она не слишком понимала, отчего вдруг решила скрыть произошедшее от дяди Джона, и размышляла над этим весь долгий день, пока не поняла, что ужасно боится вечера, боится даже больше, чем накануне, потому что они с Иширо ни слова не сказали друг другу о том, что будет дальше, и нужно ли ей придумывать подобающий предлог, чтобы оказаться возле домика этим вечером, или стоит сделать вид, что эта ночь ничего особенного не значит, даже если это не так.

Она все еще мучилась сомнениями после ужина, то порываясь отбросить опасения и стыд и явиться на место преступления страсти, то желая броситься в кровать и накрыться одеялом с головой, как будто это могло спасти ее от воспоминаний, когда дверь ее комнаты приоткрылась, и на пороге села Мейкудзи. Джейн прижала руку к губам, опасаясь издать хоть звук, и надеясь, что вслед за кошкой войдет и ее хозяин, но пантера все сидела и ждала, и Джейн была вынуждена приблизиться. Кошка тут же вскочила и пошла прочь, оглядываясь и пристально глядя на молодую женщину.

«Да, да, я иду!»

Он ждал ее, стоя посреди крошечной гостиной.

- Ты послал за мной кошку, - констатировала она на английском, намеренно выбрав язык без выраженной формы почтения.

- Я боялся, что иначе ты не придешь, - ответил он по-японски, протягивая к ней руки.

Под утро, беспокойно вырвавшись из краткого провала в неизбежный сон, Джейн поняла, что сколь бы ни были прекрасны эти ночи, но двое суток бодрствования истощили ее нервную систему.

- Мне нужны еще часы в сутках, - прошептала она наблюдающему за ней мужчине.

- Только взаймы, - ответил он.

И жизнь снова изменилась. Днем она чувствовала себя почти как обычно, лишь тщательно выбирала время для возможности уединиться на пару часов и провалиться в сон под воздействием одного из выданных ей препаратов. Второй препарат позволял ей с легкостью бодрствовать все остальное время, проводя ночи в объятиях японского гостя.

С внимательностью любящего человека она заметила несколько его жестов, в детстве стопроцентно порицаемых как недостойные у человека светского, но силой воспитания превращенных в небрежно-элегантные. Она тонула во всех этих мелочах – манере опускать глаза во время улыбки, быстро раскрывать ладони, подчеркивая сказанное, или слушать, чуть склоняя голову набок и приподнимая брови. Последняя привычка немало обескураживала ее, так как она регулярно замолкала, не договорив фразы, засмотревшись на его мимику, и обнаруживала себя в этом нелепом положении лишь тогда, когда через неловко продолжительное время его внимательный взгляд становился вопросительным. Теперь они разговаривали почти так же много, как занимались любовью, она даже смогла пошутить, что он оставит ей ребенка – массу материала для ее научной работы. Иширо отнесся к ее словам совершенно серьезно, поручал своему адъютанту поиск разнообразной информации по сложным для нее темам, а однажды заставил Джейн безумно смутиться, когда, запнувшись с ответом на историческую тему, прямо из постели позвонил по комму с выключенным видео и переадресовал вопрос ответившей на вызов молодой женщине. Джейн содрогнулась от насмешливо-ласкового обращения «Иши» в устах незнакомой красавицы (о, необыкновенной красавицы, в голосе и манере разговаривать далекой собеседницы это читалось и без видео), но она смутилась еще сильнее, когда, сопоставив факты, поняла, что принц без малейшего сомнения попросил прочитать для нее короткую лекцию действующую императрицу Садако. Императрица, отдавая ей должное, не заставила себя упрашивать, и на вопрос ответила исчерпывающе, позволив себе лишь слегка пошутить на тему отсутствия визуального канала. Иширо отозвался на шутку комплиментом, поблагодарил царственную невестку и вернулся к Джейн, срывать заслуженные цветы ее благодарности.

###

Императрица Садако сложила снятые украшения в шкатулку, аккуратно закрыла ее, посмотрела на лицо своей подруги, госпожи Мичие, отраженное в зеркале, и внезапно произнесла:

- Иширо спит с американкой.

Мичие чуть не выронила стакан с водой, который подносила к губам. Справилась с первым впечатлением, осторожно поставила стакан и уточнила:

- Это достоверно? Он сам тебе намекнул?

Садако всплеснула руками.

- Намекнул?! Позвонить мне на личный комм без видео, шелестя простынями, заказать препарат «женская радость» через официальный канал, а не попросить у адъютанта, который даже в Штатах луну с неба достанет, никого не ставя в известность, самовольно продлить пребывание на четыре дня – дорогая, это называется объявить с фейерверком и фанфарами, а вовсе не деликатно намекнуть.

Фрейлина прижала палец к губам.

- Великие боги. Юкико будет в отчаянии.

- После Нарихиры? В ярости она будет.

Обе женщины замолчали. Старший из императорских братьев, принц Нарихира, два года назад объявил, что женится на матери двух своих дочерей, фрейлине Кэзури. Никто не стал возражать бывшему наследнику, но партию никак нельзя было назвать блестящей, хотя Кэзури и принадлежала к Императорскому Букету и была дозволенной женщиной для мужчины из Семьи. Императрица-мать, верная своему долгу хранительницы Хризантемовой линии наследования, даже заболела от огорчения, хотя Нарихира и проявлял к ней все знаки почтения во всем, кроме одного – отказывался признавать ее голос в вопросе, кто будет его законной супругой. Юкико выставила свой последний аргумент – объявила, что девочки еще слишком малы, чтобы делать выводы об их принадлежности к роду, а соответственно, и их мать не получала статуса принцессы. Нарихира отнесся к этому абсолютно равнодушно – едва не став в свое время Императором и радостно избежав этой участи благодаря рождению Минамору, он на всю жизнь приобрел весьма философское отношение к статусным играм. Ему было довольно, что он поступил так, как считал нужным. Императрице-матери оставалось утешаться тем, что Кэзури не имела генов эрифу, а потому были все основания утверждать, что через каких-нибудь лет шестьдесят Нарихира вернется в круг брачных игр.

И вот теперь Иширо с его американской пассией.

- Остановить, это, конечно, нельзя. – Мичие не спрашивала, а утверждала. Мужчины Семьи в вопросах женщин были однолюбы. А если Иширо зашел так далеко, что пренебрег всеми мыслимыми ограничениями, то это точно не однодневная интрижка. Садако даже не стала отвечать, лишь закатила глаза. Собственно, больше всего в произошедшем ее волновал вовсе не разрез глаз будущей невестки, а то, что драгоценный братец совершенно сознательно сделал ее соучастницей, поставив перед выбором, в какой форме докладывать свекрови о произошедшем, и докладывать ли вообще.

###

Джейн смотрела, как машина с дипломатическими опознавательными символами, делает круг по двору и останавливается в ожидании своего пассажира. Еще несколько минут – и все будет кончено. Ворота выпустят транспорт с сопровождением и закроются, отрезая часть ее души. Дядя Джон дружески стиснул руками предплечья своего гостя, не позволяя себе объятий. Джейн и этого не могла, просто стояла и смотрела, растягивая губы в вежливой симуляции улыбки. Она была прекрасно осведомлена о том, какие именно химические соединения в мозгу ответственны за то, что ей хочется умереть уже сейчас, словно ее грубо и внезапно лишили привычного наркотика, но знание никоим образом не помогало от этой боли. Она старалась не смотреть в глаза своего мучителя, тем более, что он тоже прятал взгляд. Господи, за что…

Он чуть вскинул подбородок и необычайно мягким голосом произнес, глядя Алджернону в лицо, но отчего-то безо всякого стеснения на глазах у всех зрителей сжимая пальцы Джейн.

- Джон. Перед тем как уехать, я должен сообщить кое-что очень важное для меня.

Дядя вопросительно приподнял бровь. Иширо выглядел так словно… нервничал?

- Джон. Я хочу быть тебе не только другом. Но и родственником.

Алджернон недоуменно проследил за его руками и потрясенно охнул.

Под ногами у Джейн покачнулся пол.

- Иширо! Иширо, так нельзя шутить.

О Господи, это произнесла не она, а дядя Джон. По ее щекам полились слезы.

Принц заговорил по-японски, употребляя самые высокопарные выражения высокого стиля.

- Если госпожа Джейн не откажет мне, она станет моей женой.

В глазах дяди пылала адская смеси ярости и горя. Джейн испугалась, что сейчас он ударит своего гостя, хотя сама была не против выразить свои чувства подобным образом.

- Почему, почему я должен говорить тебе, что у тебя дома это даже обсуждаться не будет?!

Принц не отвел взгляда.

- Конечно, не будет. Потому что я уже принял решение.

Джейн не выдержала и разрыдалась.

###

- Это даже обсуждаться нами не будет! – Императрица-мать Юкико сверкала глазами как разъяренная тигрица, но на ее собеседника это не произвело ни малейшего впечатления. Минамору кротко улыбнулся матери и развел руками.

- Мама, но это уже случилось. И мы говорим про Иширо. Ты знаешь, что теперь он будет готов сражаться со всеми чудовищами мира, лишь бы завоевать свою сказочную принцессу, и если ты будешь настаивать – одним из чудовищ будешь ты.

- Ты не хочешь меня понять, - Юкико обуздала чувства и постаралась вернуться к доводам разума, - Даже Иширо не может относиться столь легкомысленно к своему долгу перед Семьей. С его-то наследственностью!

- Мама, - Минамору покачал головой, рассыпая по спине водопад блестящих черных волос, - я говорю как раз о Семье. Ты можешь настоять на своем, он уступит, и ты получишь вожделенный тебе хризантемовый брак. Только брак. Но не внуков, матушка.

Императрица закрыла глаза, переживая удар.

- Хвала предкам, что ты оказался разумнее.

- Я тоже выбрал жену по своей воле, мама, - Минамору с улыбкой ласково коснулся руки женщины, словно утешая ее в нелегком решении, - Просто мой выбор оказался тебе по душе.

###

Джейн даже ночью снилось расписание свадебных мероприятий. Иширо не собирался сдаваться, несмотря на загруженность на службе, и возвращался к ней каждый вечер, хотя для этого ему следовало потратить немало времени на дорогу до Дворца. Единственной уступкой слабой плоти с его стороны было то, что перед тем, как заняться с ней любовью, он падал в постель и засыпал на несколько часов. Джейн подозревала, что главной причиной этой дисциплинированности по части отдыха сыграло суровое внушение со стороны старшего брата, принца Сэйто. Утром они успевали вместе позавтракать и снова расставались до вечера – дел было предостаточно.

Букет, сменяя друг друга, наставлял Джейн в нюансах грядущей церемонии. Она была благодарна этим женщинам за внимание и заботу, но ближе всего сошлась с фрейлиной императрицы по имени Мичие. Именно с Мичие она чувствовала себя свободнее всего, будучи в силах обсуждать с ней свои тревоги.

- Вокруг столько красавиц! – воскликнула как-то Джейн, глядя с высоты галереи на Букет, окруживший какого-то важного гостя, - Разве я могу с ними тягаться…

Мичие, возлежавшая с книгой на кушетке в глубине комнаты, ехидно сощурилась.

- Микадо Минамору считается самым красивым мужчиной. Со своими изумительными длинными волосами он воплощает безупречную эстетику японской аристократии и жречества, а принц Иширо носит короткую военную стрижку. Разлюбишь ли ты своего принца из-за того, что увидела Императора?

Выражение лица покрасневшей Джейн было достаточным ответом.

- Ну видишь! Дело не в красоте.

- Но они еще и знают, как всегда поступать уместно… я так боюсь сделать что-нибудь не так!

- Броситься на шею Императору посреди торжественной церемонии? – хохотнула фрейлина, захлопывая книгу и обращая все внимание на Джейн.

- Ну… может быть, не так радикально, но ты же сама знаешь, как у вас здесь строго регламентировано все публичное! Я знаю, что в узком кругу вы все ко мне добры и терпимы, но что я буду делать, если что-то испорчу на глазах у посторонних?

- А это смотря, кого ты опасаешься разочаровать! – рассмеялась Мичие, - Начнем с Микадо – он лишь окажется позабавлен отклонением от рутины. Императрица Садако сочтет, что Букету не помешает очередная тренировка в искусстве улаживать шероховатости. Букет, в сущности, будет с ней солидарен. Иширо… ну, он достаточно избалован, чтобы втайне считать для себя возможным самому определять разницу между правильным и обязательным, и на тебя, поверь, это распространит. Что до нашей аристократии – увы, здесь будь ты хоть самим совершенством, ты не завоюешь их сердец. Особенно у родителей дочерей брачного возраста!

Мичие звонко расхохоталась над собственными словами. Джейн невольно тоже прыснула, столь заразителен был смех фрейлины, и тут же посерьезнела.

- Но есть еще Императрица-мать. Она и так мне не слишком рада.

Мичие тоже сделалась серьезной.

- Хризантемовая Госпожа не понаслышке знает о том, что такое единственный выбор мужчины из Семьи. Она сама – вторая жена старого Императора.

Джейн испуганно распахнула глаза.

- Они не любили друг друга?

Фрейлина помедлила с ответом, подбирая слова.

- Все не так просто. Видишь ли, в японской традиции брак, любовь и секс не имеют прямой связи. И в дворцовом кругу этот обычай сохранен в полной мере. Существует необходимость пройти по лезвию баланса сохранения наследственности и наличия генетического разнообразия для того, чтобы избежать последствий близкородственных скрещиваний. Юкико единственная среди нас сейчас, кто имеет полное право шутить на эту тему, как-то заметила, что как кровление арабом не портило породы древним селекционерам лошадей, так привнесение крови эрифу не считается за порок у императорской семьи, но до сих пор это было единственным отклонением. И вместе с тем существует необходимость как иметь достаточное количество детей у Императора с целью выбрать лучшего преемника, так и предоставить этим наследникам выбор подходящих партнеров. Ты знаешь, что мать Наследника Токиро – не императрица Садако. Но это не мешает императрице быть счастливой в браке, и даже иметь мать наследника в добрых подругах. Юкико и император Сейхицу были друзьями и супругами, но любил старый император только первую жену, Кейсуке. Единственный выбор… живи долго, Джейн. Ради Иширо.

###

День был необычно жаркий для весны, и Букет проводил полуденное время в саду, наблюдая за спонтанным турниром боя на шестах и секирах-нагината. Джейн всегда нравилось смотреть за бойцами, но за этим поединком она следила с особенным чувством, так как на помосте танцевали ее муж и старший сын Кин.

Лицом Кин был весь в отца, хотя гораздо крупнее и выше - как говорила довольная Юкико, пошел в деда, ныне покойного старого императора Сейхицу. Императрица-мать нарадоваться не могла на обоих мальчиков, а Джейн давно обрела титул полноправной принцессы, но помимо удлинившегося официального именования и иных церемониальных одежд это изменило для нее в лучшую сторон лишь отношения со свекровью. Всем остальным она и так была довольна.

Великие боги, давно ли она улыбалась над спокойной уверенностью, с которой их первенец объявил, что желает служить в императорской безопасности, как и отец, а вот уже и Академия позади, и мальчик вымахал в статного мужчину, гордость Семьи.

Кин почти достал Иширо в новом искусном выпаде, но на стороне старшего принца были десятилетия дополнительного опыта, и удар пропал впустую. Джейн улыбнулась, глядя на своих мужчин. На радость Букету, Кин не стриг волосы, длинные, волнистые и – причуда генетической смеси белой, монголоидной и эрифу рас – золотисто-рыжие, как волосы самой Джейн. Кин-Золотце. Она давно замечала плотоядно-одобрительные взгляды красоток из Букета, обращенные на ее старшего сына, но не спрашивала, удалось ли кому-то из них хоть раз заполучить его. Как не спрашивала этого и про Иширо. Для Букета все мужчины Семьи были законной общей добычей, не взирая на семейный статус, но то ли деликатные японские гетеры щадили чувства своей новой европейской сестры, то ли сам Иширо действительно не имел желания спать с кем-то, кроме нее самой, но ни про один случай ей известно не стало. Лишь однажды, через год после рождения Кина, она решилась спросить мужа, не имеет ли он желания вернуться к былым привычкам в этом вопросе. Момент был подходящий, они отдыхали в объятиях друг друга, и при желании нескромную тему можно было бы развернуть как новое любовное поддразнивание. Иширо нисколько не удивился – эмпатия? Или просто логично предполагал наличие подобного вопроса у жены-европейки? – посмотрел ей в глаза и спокойно спросил «Зачем?». Больше к этому вопросу они не возвращались. Джейн знала, что обычаи японской элиты делали запросто возможным для Иширо вариант не только случайной любовницы, но и любовника, но она так и не решила, расстроит ли ее известие о том, что муж побывал в постели у какого-нибудь красавца-сослуживца. Она приняла как данность когда-то неоднократно повторенную для нее подругой Мичие истину, что в японской культуре секс и любовь не взаимосвязанные вещи, но про себя тихо радовалась, что ей самой повезло с наличием крепкой взаимосвязи.

Дворец давно перестал быть для нее местом непрерывного экзамена, и превратился в другой дом. Ну, по крайней мере, его приватная часть, где заканчивался основной официоз, и начинались частные апартаменты Семьи и их приближенных. Общественные обязанности принцессы отнимали много сил и времени, но она успела получить высшие звания обеих Академий наук, японской и американской, за вклад в изучение стыка японской и европейской этики и этикета. Мужу она посмеивалась, что с ее стороны это было абсолютно нечестно – просто больше никто из европейцев не имел такого доступа к японскому первоисточнику, как она. Иширо в ответ звал ее госпожой академиком, иногда даже в постели, и дразнил замечаниями, что детям они любовь к науке не передали – оба сына решительно склонялись к корпусу силовиков.

С другой стороны помоста появился Наследник Токиро со своей последней нелюбимой фавориткой – Джейн никак не могла привыкнуть к этому оксюморону. Фаворитка, Норико Мечиро, была прекрасна так, что захватывало дух, холеная, точеная как статуэтка, каждое ее движение было изящно как танец, любая поза – произведение искусства. По отзывам других, несмотря на молодость, она так же была весьма образованна и умна, и все же Букет в кулуарных беседах пророчил ей в ближайшие дни покинуть покои наследника ни с чем. Фрейлины даже уверенно называли причину, досрочно поставившую точку в и без того малоперспективных отношениях принца и его метрессы – Норико допустила непростительную бестактность, преподнеся Токиро живую куклу, подарок, несомненно, дорогой и занятный, но совершенно неприемлемый для члена Императорской семьи, дорожащей репутацией этически безупречной. Джейн видела эту куклу мельком и мысленно подивилась, какая причуда заставила фаворитку заказать свой дар в виде юноши столь странно некрасивого, но постеснялась задавать вопросы на эту тему.

По словам Букета, Императрица-мать вроде бы и не планировала Норико в жены для Токиро, готовая ограничиться лишь ребенком, и кажется и принц и фаворитка даже разблокировали ради этого свои противозачаточные имплантаты – и вот теперь Юкико снова не получит желаемого.

Джейн было их жалко их всех - и Токиро, вынужденного из-за статуса Наследника перебирать нелюбимых женщин, ибо обычай диктовал ему быть женатым и доказать способность зачинать здоровых детей. И Норико, такую красивую, но лишенную счастья взаимной любви. И Императрицу Юкико, обязанную сражаться за свой долг сохранения золотокровной линии наследования с собственными детьми и внуками. И даже несчастную куклу, от которой Токиро избавился с раздраженной поспешностью, подарив первому попавшемуся сенаторскому сынку. Джейн могла лишь диву даваться, как среди всего этого имперского проклятия долга и жертв нашлось место для ее счастья с любимым и любящим мужем, прекрасными общими сыновьями и планами на дочку.

Иширо выиграл последнее решающее очко, и они с Кином разошлись в стороны, приветствуя друг друга поклонами.

###

Сегодня Джейн улетала в Америку. Торжества по поводу ввода в эксплуатацию гиперпрыжкового лайнера нового поколения было решено совместить с давно запланированным визитом наследника Токиро в Независимые штаты. У Иширо были дела в столице и он не мог уехать вместе с женой, но собирался лично отвезти ее в порт – наследник хотел сделать из присутствия рядом с собой бывшей американки символ дружеского расположения к ее родине. К тому же, Джейн давно не навещала родных.

Служба погоды постаралась – ажурная вуаль облаков служила больше украшением пронзительно-голубому небу, чем скрывала солнце. Группы обслуживания «Эсу Сонидзуки» едва справлялись с наплывом народа – во внутренние залы терминала допускались только пассажиры и их сопровождающие, но желающих взглянуть на церемонию с участием наследника Хризантемового престола такие мелочи остановить не могли. Некоторые специально явились за несколько часов до собственного рейса, а кто-то просто купил билет, хотя вообще не собирался никуда лететь. События такого масштаба происходили раз в десятилетие, упустить такой шанс было нельзя. Иширо попрощался с женой еще в автомобиле – правила приличия не позволяли им публично проявлять нежность друг к другу даже в минуты расставания.


Когда раскаленные обломки лайнера рухнут на крышу центрального здания «Эсу Сонидзуки», обезумевшего Иширо его телохранители будут силой заталкивать в машину, и справятся с ним только после ударной дозы транквилизатора. Тела наследника и Джейн не найдут.

###

Джон Алджернон очень хотел обнять мальчика, но это было совершенно невозможно – Юмино окружала та же невидимая стена замкнутости и неприкосновенности, к которой Джон привык у его отца. Младшему принцу было отказано в праве участвовать в церемонии скорби, и он мог лишь следить по видео за старшими родственниками в белоснежных одеждах, сидящими в позе сейдза на площадке перед храмом. Священники уже удалились от места скверны – вполне довольно было ритуальной нечистоты самого Императора. Джона колотила дрожь. Он точно знал, что никто не собирается сегодня умирать, более того, не держать под контролем процесс приношения крови считалось неуважением к ушедшим, но вид этих мужчин и женщин с пустыми, сосредоточенными лицами, пугал его до желания закричать вслух, чтобы встряхнуть окружающих и прекратить это чудовищное действие.

Алджернон, как близкий родственник Семьи и одной из погибших, был условно допущен на закрытую церемонию – он мог наблюдать из помещений, оккупированных безопасниками. Здесь сейчас командовал старший медик, успешно держащий под контролем панику персонала, на глазах которого вся верхушка империи во главе с Императором собиралась совершить вырожденный до несмертельного за века гуманной цивилизации потомок древнего сеппуку. Акт, теоретически безопасный в присутствии оснащенных всем необходимым медицинских специалистов, но недопустимый в глазах тех, кто смыслом жизни своей выбрал оберегать Божественного Микадо.

Когда участники церемонии вскинули рукава кимоно, обнажая левое предплечье, и потянулись за ножами, Джон с усилием сглотнул, подавляя тошноту, и отвернулся. Он не мог видеть своих друзей в подобном положении, в кипящем разуме клокотала мысль о невообразимой пропасти между двумя культурами, столь обманчиво малой в мирной жизни и столь чудовищной в пиковых ситуациях. Как, как могли эти люди, воспитанные, интеллигентные, образованные, предаваться этому варварскому способу выразить свою скорбь? Как политик, Алджернон мог бы понять такой жест как мощный инструмент пропаганды, способ со стороны правящего дома принести извинения народу за случившуюся трагедию, но наружу помимо традиционных траурных мероприятий выдавалась лишь информация о положении кэгарэ – ритуальной нечистоты, коснувшейся всей Семьи, и ни слова о белизне этих лиц и алости крови, стекающей по опущенным рукам. Никаких речей не произносилось, и Джон не знал, кому именно была посвящена эта кошмарная церемония – погибшему Наследнику, Джейн или всем пассажирам злосчастного лайнера.

Юмино стоял ровно, медленно переводя взгляд от дядей к отцу и брату там, на храмовой площадке.

Алджернону было бы куда легче, если бы младший сын Джейн заплакал.

###

Частный самолет до Люксембурга вынырнул из затяжной облачности и понесся над изумительными лесами Арденна. Эту путешествие могло быть восхитительно приятным для Алджернона, если бы не причина, из-за которой он в компании Иширо так срочно покинул Сиэтл и направлялся в столицу древнего княжества со всем мыслимым комфортом, доступным при таком количестве пересадок – гиперпрыжкового порта в Люксембурге не было.

Иширо сидел в кресле напротив, задумчиво глядя в иллюминатор. Между ними на столике среди бутылок с минеральной водой, прижатая краем фруктовой вазы, лежала распечатка статьи из «Сиэтл таймс» недельной давности, словно кому-то из пассажиров могло понадобиться перечитать эти строчки. Автор был лишен равно и мозгов, и такта, и элементарного чувства самосохранения, смело рассуждая о трагедии, произошедшей год назад, и приходя в своих домыслах к идее, что авария гиперпрыжкового лайнера могла быть организована по приказу императора Минамору, дабы избавиться разом и от Наследника, до сих пор не подтвердившего свою мужскую состоятельность, а потому непригодного для своей будущей роли правителя, и от невестки-европейки.

Джону не повезло оказаться свидетелем того, как статья попалась на глаза Иширо. Обычно фарфорово-бледный, принц опасно побагровел, выронил из рук планшет и рванул застежки воротника, словно испугался задохнуться. Встревоженный Алджернон с облегчением пронаблюдал, как дорогой гость сумел взять себя в руки, успокоился и даже закончил завтрак, как будто ничего не произошло, но через неделю Иширо обратился к нему с просьбой, заставившей Джона похолодеть. И вот сейчас они неумолимо приближались к озвученной принцем цели.

- Послушай… но это же будет настоящее убийство!

Его обезумевший родственник перевел на него чуть смягчившийся отстраненный взгляд.

- Ну, не совсем так Джон. Я дам ему шанс публично отречься от своих слов. И выбор оружие тоже остается за ним.

- Но газета принесла официальные извинения!

- Да. Но не он лично.

- И если его извинения не устроят тебя…

- Тогда я его убью, - просто ответил принц, не меняясь в лице и тоне голоса.

Алджернон в который уже раз в своей жизни почувствовал, как неумолимый поток чужой воли увлекает его за собой навстречу вещам, с которыми он не желал иметь ничего общего.

- А если он успеет уехать из герцогства?

Принц покачал головой.

- Конечно же нет. Я устроил так, что ему стало крайне важно посетить Люксембург именно сейчас.

Иширо как будто только сейчас заметил панику своего друга и сделал успокоительный жест, словно речь шла о пренебрежительной мелочи, не стоящей такого беспокойства.

- Я предусмотрел все вопросы, связанные с законом… В Люксембурге официально разрешены дуэли. И герцог Анри извещен о моих планах. Джон, пойми меня, этот человек оскорбил разом память моей жены, мою семью и моего Императора. Это не может быть просто забыто.

- Но что скажет Император?!

- О, Микадо в курсе моей затеи. Я получил его благословение. Строго неофициально, конечно.

- Господи всевышний! Но Императрица Юкико…

Иширо наклонился, взял из вазы яблоко и варварски с хрустом откусил кусок, пренебрегая фруктовым ножичком.

- Мама ничего не скажет. Потому что в качестве извинений я женюсь на Норико.

###

Норико покидала покои императрицы-матери с высоко поднятой головой – не было сомнений, что все прекрасно знали причину этого приглашения, и ее вид должен был объявить всем завистницам, что переговоры увенчались успехом. После неудачи с наследником Токиро она все же вернулась победительницей, высокий статус был написан ей на роду.

Молоденькая фрейлина поддержала Мичие под руку и помогла ей опереться на перила балкона.

- Великие боги, она такая красавица! Божественная императрица так права, она достойна быть женой принца Иширо! Какая счастливица!

- Счастливица? – Мичие усмехнулась и медленно покачала головой, - Нет, дорогая. Не счастливица. Жертва.

 

 

 

 


(c) story by Kaneto "Benten" Inadzumi, Ierou "Lancer" Cegarde, 01.2018