Эдо, XXIX век

"Гость"

Часть вторая


Вернуться

Пролог

На подносе среди приборов стояла строгая темная бутылка французского "Шардоннэ", но право нарушить безалкогольную невинность ужина принадлежало исключительно мужчине. Норико снова и снова безуспешно попыталась поймать взгляд мужа, спрятанный за опущенными густыми ресницами, но Иширо, казалось, интересовало исключительно содержимое его тарелки.

"Что я теряю?"

Норико решительно притянула к себе вино и крепко взялась за удобный витой пробочник. Небольшое усилие – уже под удивленным взором мужа – и тугой конус коры легко выскользнул из узкого горлышка.

– Вам налить, Иширо-сан?

Полковник опустил палочки, – инкрустированная кость с легким стуком соприкоснулась с деревом подставки, – с чуть виноватой улыбкой забрал у нее бутылку и наполнил бокалы. Норико почти выхватила свой, едва дождавшись окончания золотистой ароматной струи, бегло отсалютовала супругу и выпила залпом половину. Есть совсем не хотелось, но солнечный хмель с далеких французских берегов разом пьянил, согревал и утолял нервную дрожь в напряженном теле.

– Норико, вы хорошо себя чувствуете? – в голосе полковника слышалась искренняя озабоченность.

Она небрежно пожала плечами и отпила еще немного.

– Разве это важно?

Иширо встал, обошел стол и склонился над женой.

– Норико? Что случилось?

Она почувствовала, что сейчас или заплачет, или закричит…

"Что случилось? Ничего, мой великолепный муж. Что мне сказать вам? Что вы по-прежнему равнодушны ко мне? Что я вижу вас несколько часов в неделю, а в моей постели вы брезгуете задержаться даже на полчаса сна?"

От этой напрасной близости, от едва уловимого мучительно знакомого запаха – гвоздики, духов и дорогих сигарет – у Норико заломило в висках. На глазах вскипели предательские слезы, но придворное воспитание не ослабляло железных своих тисков – дама не должна выказывать огорчение. Ни при каких обстоятельствах. Даже если любимый, но равнодушный мужчина берет ваше лицо в свои ладони и заглядывает в глаза без малейшего намерения поцеловать…

… у него глаза как полированный черный агат, полупрозрачный и влажный. Ах, сколько женщин сходит с ума от этих глаз! Сам Божественный почитает их за лучшее из зеркал. Наверное, на него мой муж смотрит по-другому. Не так вежливо.

Норико не смогла отвести взгляд. Тепло тонких пальцев обжигало ей щеки, чуть царапала кожу жесткая ткань манжет.

Всегда безукоризнен, всегда официален. Парадный мундир и неизменный комм на запястье. Почему бы вам…

– Почему бы вам не садиться со мной за стол в чем-нибудь более домашнем, Иширо-сан? Я не одна из ваших офицеров.

Полковник слегка растерялся.

– Раньше это не было вам неприятно, моя дорогая.

– Означает ли это, что сегодня после ужина вы снова покинете меня? – сама ошеломленная собственной смелостью, Норико попыталась отвернуться, но муж не убрал бережно-настойчивых рук, и она неловко уткнулась губами в его ладонь. Осторожно поцеловала уже ускользающие пальцы. Успела заметить к горькому своему удовлетворению, как смутился Иширо, не желая лгать или расстраивать ее правдой.

Вино в отставленном бокале переливалось оттенками золотистого янтаря на фоне многочисленных свечей в руках бронзового Будды-светильника, возглавляющего настольный натюрморт.

Какая насмешка! Романтический ужин при свечах, который никогда не имеет продолжения!

– Не уходите…

У вас были другие планы, муж мой? Вы рассчитывали вернуться в свой рабочий кабинет, ангел трудолюбия? Или вас ждут в покоях Божественного – дымящиеся курильницы, тонкие сигареты в шкатулках из лакированного дерева и нежные звуки кото из-за расписных ширм? Кого я лишила вашего общества своей бесцеремонной, дерзкой просьбой?

Губы стали вдруг сухими и болезненными. Норико взяла бокал и жадно выпила драгоценный напиток многолетней выдержки до дна, как воду, не замечая ни вкуса, ни аромата. Опьянение пришло легко и неотвратимо. Голова закружилась, время стало вязким и тягучим, как патока… Она посмотрела на мужа с каким-то отчаянным весельем, развернулась к столу и мягким, плавным движением притянула к себе кодзе…

Святая святых мужской власти. Ритуальная чашка, полная особых орешков и засахаренных лепестков. Извещение, равносильное приказу, о появлении супруга в спальне жены.

Полковник никогда не пренебрегал этим ритуалом, с трогательным целомудрием и щепетильностью избегая иных способов осведомить Норико о своем намерении исполнить супружеский долг. Раз в неделю, всегда в конце ужина он неторопливо съедал с ладони несколько орешков, стараясь не поднимать глаза на замирающую от волнения женщину. И потом… потом одинаково острое, долгое и в меру разнообразное удовольствие, всегда в полной темноте, всегда на ее кровати. И шелест шелкового кимоно, облекающего гладкое, мускулистое мужское тело, стройный силуэт в проеме двери, удаляющиеся шаги, – и снова одиночество, перебирание в памяти драгоценных воспоминаний о минутах, когда ее безупречный господин становился более доступным.

За несколько лет замужества Норико ни разу не имела возможности увидеть, как выглядит лицо ее мужчины в минуты наслаждения, не слышала даже сдавленного стона, – Иширо словно немел в минуты близости, оттаивая только для вежливой благодарности на прощание. Иногда губы и пальцы мужа слабо пахли сладковатым дымом, и она с тоской представляла себе, как он курит возбуждающие сигареты, одну за другой, не в силах отказать ей, признаться в своем нежелании…

Полковник молчал, глядя, как его жена медленно кладет себе в рот ритуальное мужское лакомство. Это выглядело бы ошеломляющим кощунством, если бы не выражение ее лица – отчаянное, безнадежное.

– Останьтесь… Иширо-сан…

Он забрал у нее чашку – нарочито спокойно, – и тоже съел орешек, как будто оставляя за собой последнее слово. Вернулся на свое место, разлил по бокалам остатки шардоннэ и долго пил мелкими глотками, не отрывая взгляда от Норико, словно скрепляя этим некий молчаливый договор между ними.

###

Привычную подготовку к визиту супруга она совершала почти механически. Зажгла в курильницах его любимые благовония, сбрызнула несколькими каплями ароматического масла подушки. Заново нанесла макияж ("Зачем? Он все равно его не увидит в темноте"), тщательно расчесала густые длинные волосы, уложив их на затылке в тяжелый блестящий узел. И лишь когда Норико встала перед огромным зеркалом в ванной комнате, глядя в глаза своему отражению, ее вдруг охватила паника.

Он же мне этого не простит… он просто не потерпит такого нарушения традиций… Он не придет!

Она отшатнулась от зеркала, словно не могла более выносить вида той обольстительной бесстыдницы, которая испуганно следила за ней из зазеркалья. Первым движением было вновь завернуться в кимоно, облако розового легчайшего шелка на алой подкладке, но Норико справилась с собой, отбросила одеяние и ступила на мраморные плитки маленького бассейна.

Вода в ванной благоухала фиалками и морем. Мелкие теплые волны облизнули кожу, расступились, принимая женщину в свои успокаивающие объятия, ласково заплескались у самых мочек, играя с выбившимися прядками волос.

Он не придет…

Драгоценный бальзам из трав мутным облачком растаял в голубоватой воде, кожу обдало холодком и слегка защипало.

Я должна извиниться. Немедленно!

Норико поднялась из бассейна, наспех осушила тело простыней и принялась торопливо и тщательно оборачиваться в многослойную паутину одежд. Нельзя показываться мужу неприбранной.

Пожилой камердинер ничем не выказал своего удивления, но для Норико его чувства не были тайной – она никогда не позволяла себе появиться на половине мужа без приглашения. Это были личные жилые покои Его Высочества, в которых его супруге не предлагали пройти дальше маленькой уютной гостиной.

– Что-нибудь случилось, госпожа моя?

Норико постаралась придать себе как можно более царственный и невозмутимый вид. Ах, как это унизительно – оправдываться перед слугой!

– Иширо-сан ждет меня.

Он не посмел подвергнуть сомнению ее слова, хотя явственно не поверил. Перед Норико отвели занавес из мелких шуршащих бусин, и она, запнувшись на пороге, вошла в знакомую гостиную.

Сейчас здесь было темно и спокойно, – полковник не любил оставлять освещенными помещения, в которых не находился непосредственно. Исключение составлял только сад, украшенный старинными каменными фонарями, не гаснувшими до рассвета. Норико оглянулась на ожидающего слугу и твердо произнесла:

– Меня не нужно провожать.

Он покорно склонился, всем своим видом выражая понимание.

– Да, госпожа. Зажечь Вам свет?

– Н-нет… не надо. – Она покачала головой и мягко улыбнулась, вовремя вспомнив о необходимости быть любезной. Особенно с этим человеком – Иширо слишком ему доверяет. Слишком.

Когда за камердинером закрылась дверь, Норико едва могла различить контуры окружающей обстановки. Она дождалась, пока глаза привыкнут к темноте, и неуверенно направилась к дверям в противоположной стене. На ощупь нашла витую ручку, бесшумно нажала и ступила в коридор.

Шелест падающей воды заглушил ее шаги, и дремлющий в водяном гамаке мужчина не проснулся с ее приходом. Норико остановилась перед маленьким бассейном в форме раковины и тихо опустилась на банкетку, не отрывая взгляда от непривычной и завораживающей картины.

Тонкие струи бились с высоты о края бассейна, насыщая воздух мельчайшей водяной пылью. Влага оседала дрожащими каплями на гладкой груди спящего принца, отяжеляла его черные волосы и извивистыми ручейками сбегала в чашу раковины, оставляя в воздухе слабый аромат лаванды.

Иширо отвернул лицо от ближайшей струи, теплая вода в бассейне бурлила скрытыми выбросами, массируя ему спину через тонкую сеть гамака. Иногда водяной горб прорывался неожиданным фонтанчиком и снова опадал, словно ныряя под волнующуюся поверхность.

Норико затаила дыхание, любуясь мужем. До свадьбы она сменила немало мужчин – выбор при дворе был богат и разнообразен, а ее красота привлекала поклонников из самых высших слоев придворного общества. Но никто из них – воинов, министров, принцев – так не радовал ее взгляд. Иширо относился к той счастливой породе людей, которые великолепно выглядят как в любой одежде, так и обнаженными, обнаруживая при общей стройности и тонкости прекрасно развитую мускулатуру. В обыденной жизни холодное, отстраненное выражение лица и пробивающаяся седина делали его старше, но сейчас, рассматривая обласканное целебной водой тело и ухоженную кожу без следов времени, Норико поняла, что ее муж еще совсем молод. По крайней мере, по меркам своего рода, славящегося долгожительством.

Она протянула руку и провела легкими пальцами по впадине упругого живота.

– Мм-м… ах…

Норико вздрогнула, не ожидая столь сильной реакции на невинную ласку. Лицо принца смягчилось, темные брови свелись, словно в предвкушении сладкой муки, а вздох больше походил на стон удовольствия.

– Иширо… – вполголоса прошептала женщина, сама удивленная собственной смелостью.

Глаза мужчины раскрылись.

Норико не смогла бы сказать точно, чего было больше в этом взгляде – бесконечного удивления или гнева. Выдержка изменила принцу лишь на краткий миг, уже в следующую секунду его лицо снова застыло в маску ледяного бесстрастия, но этого времени было достаточно для Норико, чтобы понять, что прощения не будет.

Полковник сел в гамаке (женщина, не смея поднять глаз, следила за игрой мышц тренированного мужского тела) и невольно оценил расстояние до брошенной на массажную кушетку простыни. Норико словно почувствовала направление его взгляда и торопливо сделала несколько шагов, подавая мужу эту эфемерную защиту.

– Я, кажется, никогда не позволял себе подглядывать за вами.

– Нет…

… ты слишком мало интересуешься мной для этого…

– И никогда не являлся к Вам без предупреждения.

… да, это удел обычных людей, но не нас с вами, Ваше Высочество…

– Никогда… – эхом откликнулась женщина.

– Тогда что Вы здесь делаете? – полковнику не удалось достаточно хорошо скрыть злость, и Норико вздрогнула, пораженная никогда ранее не слышанными в этом голосе интонациями. Она чуть попятилась, выставив перед собой ладонь в успокаивающем жесте, но это движение вместо того, чтобы произвести желаемый эффект, взбесило принца еще больше.

– Мадам, окажите мне любезность, не надо вести себя со мной так, словно я маньяк, застигнувший вас в темной подворотне!

Норико остановилась и удивленно вздернула брови. Из ее груди вырвался легкий смешок, она склонила прелестную голову и улыбнулась, опьяненная удивительным чувством собственной свободы и красотой догадки. Мистер Совершенство уязвим и так легко – он боится показаться женщине обнаженным! Недоступное божество сверкает на нее глазами через плечо не потому, что презренная смертная нарушила его уединение, а потому что его застали без брони.

– У Вас изумительно красивые ноги, мой господин. Я знала об этом, но не подозревала насколько.

Норико хотелось расхохотаться, наблюдая всю гамму эмоций на ставшем удивительно прозрачным лице мужа. Все ее былые страхи, трепет и благоговение растворились в искрящемся потоке этого веселья. Она представила себе Иширо, объясняющего Божественному причину требуемого развода – "Она видела меня голым!" И тут же с огорчением подумала, что если ее смутные подозрения верны, то ревнивый Микадо может счесть причину вполне достаточной…

Принц сделал несколько незаметных вдохов, успокаивая разбушевавшиеся чувства. Он хорошо понимал сейчас ощущения рыбы, которую вынули из родной стихии. Он должен, просто обязан как можно скорее взять ситуацию под контроль, иначе он больше никогда в жизни не сможет провести и дня под одной крышей с этой женщиной.

– Ну что же… сегодня вы нарушили все мыслимые правила, моя дорогая… – он усилием воли заставил себя внутренне расслабиться и разжал пальцы, позволив простыне соскользнуть к своим ногам. Норико замерла, впитывая глазами красоту мужа и с завораживающим ужасом ожидая нового хода в этой дикой игре против устоявшегося порядка вещей. Может быть, стоило бы все-таки уйти? Как можно быстрее?

Она сделала еще один шаг к дверям, но Иширо предугадал ее желание и с пугающей жестокой улыбкой буквально прыгнул вперед, ловя ее за руку. Привлек к себе, не обращая внимания на машинальное паническое сопротивление, и наклонил голову, заглядывая в глаза.

– Ну в чем же дело, милая, вы уже передумали? Ваше сегодняшнее приглашение отменяется?

Норико посмотрела в прекрасные черные очи, такие чужие, невидящие – и заплакала. С силой уперлась ладонями в грудь мужчины – ее немедленно отпустили, а она едва успела подумать, что простила бы мужу все годы пренебрежения за попытку ее удержать, обнять…

– Извините меня, Иширо-сан… – пробормотала женщина, вскидывая голову и не давая первым слезам скатиться по щекам хотя бы до тех пор, пока она не выскользнет за дверь.

Полковник еще с несколько минут стоял оцепенев, не веря в благополучное разрешение ситуации. Почти благополучное. Неторопливо присел, поднимая с пола простыню, покачнулся, выпрямляясь. Потер лоб холодными пальцами, отгоняя внезапную дурноту, и долго еще сидел на краю бассейна, выкуривая сигарету за сигаретой…

Глава 1

Пальцы сладострастно касаются тончайшей насечки на отполированной стали, оставляя тающий мутный след. Парчовый шнур, оплетающий рукоять, тускло мерцает на фоне черного бархата, устилающего футляр. Еле заметный узор на лезвии, ручная работа именитого мастера.

Немалая даже для такой покупательницы цена.

– Я могу придержать ее для вас еще на неделю, Норико-химе. Это честь для нас.

Норико молчала, любуясь антикварным оружием. Искушение приобрести ценный образчик было невыносимо, но эта сумма… Иширо, конечно, не спросит о назначении столь огромного платежа, не укорит супругу за мотовство, но – ах, лучше бы укорил! Лучше бы он не визировал ее счета с таким хладнокровием и равнодушием, как будто речь идет о несущественных мелочах.

А так хочется вывести его из себя, заставить взбеситься!

– Нет нужды ждать. Я покупаю ее.

Мужчина едва сдержал торжествующий вздох. Обороты его магазина были по-настоящему велики, большинство богачей Эдо предпочитало приобретать ценные подарки именно в престижном "Сасаэно", но тем не менее сделка такого уровня была редкостью.

И можно будет, наконец, расторгнуть довольно дорогостоящий контракт с полицией на ежедневное присутствие в зале элитных охранников. Служба безопасности "Сасаэно" была бесспорно хороша, но после этого неприятного случая с нечестным менеджером, организовавшим ложное нападение чтобы скрыть кражу, ни одна серьезная страховая компания не давала гарантий денежного возмещения в случае утраты или гибели сверхценных экспонатов без договора с официальными службами.

– Желаете оплатить наличными, Норико-химе, или переведете кредиты на наш счет?

Вопрос был идиотским по сути своей. Чтобы выдать столько наличных, супруге императорского родственника пришлось бы прибыть на грузовом флаере со взводом спецслужбистов в качестве охраны. Но это было частью игры, правило вежливости, требующее непременно предположить, что высокородная аристократка способна не дрогнув выложить сумму, достаточную для приобретения хорошей яхты.

Норико отстегнула с цепочки на шее кредитный чип в виде Священного Зеркала и небрежно протянула его управляющему.

– Доставьте ее в мой дом сегодня к вечеру.

Мужчина согнулся в поклоне вслед изящной красавице, два его ассистента в точности повторили его движение, слушая легкий шелест придворного одеяния по узорному полу. Ни одна женщина в здравом уме не решилась бы пройти в таком платье по улице, но на принцесс не распространялись правила для обычных женщин.

Покупательница помедлила у витрины, глядя сквозь армированный литопластик на тонкие линии горного пейзажа. Чуткая электроника немедленно среагировала на присутствие человека, и точная копия свитка проступила в воздухе перед прозрачной преградой, обретая четкость и почти осязаемую реальность. Норико почему-то мучительно захотелось увидеть собственное отражение, убедиться, что многолетняя выучка не подвела, и выражении ее лица соответствует образу утонченной неземной прелестницы, которой чужды все бренные проблемы… но литопластик был абсолютно проницаем для света, не давая возможности увидеть на своей поверхности даже смутного ореола.

– Хотите увидеть остальные картины, Норико-химе? У нас выставлены два ценнейших ранних Куромаро.

Она задумчиво кивнула, принимая обратно кредитку, и не дожидаясь, пока ей покажут дорогу, шагнула к прозрачной двери, отделяющей кабинет владельца "Сасаэно" от зала, где были выставлены более прозаичные экспонаты, чем только что приобретенный ею.

За дверью, в просторном, приятно прохладном зале, громоздился своеобразный лабиринт витрин-стоек – с виду, стеклянных, совершенно прозрачных и очень хрупких. На самом деле, вряд ли попытка разбить такую витрину увенчалась бы успехом.

У витрины с образцами керамики периода Тсукамура стоял спиной к посетительнице изящный молодой человек в черно-белой полицейской форме с нашивками Особого отдела. Услышав шаги, он неторопливо повернулся и посмотрел на Норико сквозь темные мерцающие стекла очков-визоров. Норико онемела – именно этому молодому человеку, именно здесь делать было решительно нечего. Хотя бы потому, что на самом-то деле это был и не человек вовсе. А кукла. Кукла Тэнори Семисеби, сына лучшей подружки Норико. Совпадения были исключены. Любимая игрушка сына сенатора (и его же охрана) существовала в единственном и неповторимом варианте – и Норико это было известно много лучше других. Но кукла в форме Особого отдела полиции? Здесь? Без хозяина? Это было настолько невероятно и неправильно, что женщина не удержалась от вопроса:

– Мэрилл! Что ты тут делаешь? Здесь Тэнори?

Молодой человек снял визоры и двумя пальцами извлек из нагрудного кармана электронный жетон.

– Капитан Инадзуми Кането, Особый Отдел полиции. Чем могу служить, мадам?

Норико стало нехорошо. Кукла Тэнори Сёмисеби была выполнена как альбинос – у нее были блекло-розовые глаза, совершенно белые волосы, брови, ресницы и бледная, бесцветная кожа. Молодой человек, с легким удивлением смотревший сейчас на жену принца, обладал теми же чертами лица, такой же фигурой, ростом, сложением. Но глаза у него были светло-карими, брови и ресницы – темными, а волосы – слишком длинными, хотя и тоже белыми.

Управляющий сглотнул и торопливо вмешался:

– Норико-химе, это вероятно ошибка. Офицер находится здесь по контракту в качестве охранника.

– Инадзуми Кането? – по инерции переспросила Норико, понимая, что вот прямо сейчас происходит нечто непоправимое.

Полицейский вежливо кивнул.

– Да, мадам.

###

Еще по дороге домой, сидя в уютном салоне флаера, госпожа Норико запретила себе строить иллюзии – это мог быть только один человек. Никаких случайностей. Никаких совпадений. Мальчик, которого она сама когда-то назвала Мэриэру. И которого новая хозяйка называла потом на европейский манер – Мэрилл. "Погибшая" при знаменитой аварии в порту кукла Тэнори Сёмисеби – по образу и подобию которой была создана новая, на замену, чтобы не расстраивать ребенка. Офицер полиции был тем самым мальчиком… или его клоном. Что было одинаково страшно.

Кто, как и когда выдал конструкту документы? Как он попал на службу в Особый Отдел? Кто, в конце концов, позаботился о том, чтобы семья Семисеби искренне считала игрушку сына разорванной в клочья при аварии? Ответа на эти вопросы у блистательной Норико-химэ не было. И это было хуже некуда. Искать ответы на эти вопросы можно было сейчас только у одного человека – и заняться этим следовало немедленно.

###

Смена времени суток проходила для города незамеченной. Цвет неба мало где можно было разглядеть за сиянием голографических рекламных роликов, подсветкой скоростных трасс, ослепительными световыми столбами небоскребов. Город никогда не спал и не замедлял ритма своей жизни. Только в меланхолично-роскошных районах безумно дорогого частного сектора да в мрачных нижнеуровневых участках, чьи обитатели сами заботились об отсутствии лишнего освещения, ночь могла накатиться как темная волна, утопить сады и особняки или давно разрушенные строения в тишине и напомнить, что над землей есть звезды.

С оживленного проспекта Аасано-Секоэ, на котором располагался центральный офис "Сасаэно", звезды были не видны никогда. Кането переоделся в машине, яростно срывая с кожи хрустящие липкие ленты биомониторов, швырнул форму в багажник и медленно сполз по сиденью вниз, пока не уперся коленками в переднее кресло.

Его тошнило.

О том, что Норико существует и живет с ним в одном городе, он знал всегда. Но как взрослый человек тщательно прячет от себя собственный страх перед детскими кошмарами, так Бентен старательно изгонял из памяти все воспоминания, связанные с его появлением на свет. Он не желал помнить ничего – ни Норико, ни "Криэйче", ни собственной жизни в доме Семисеби, ни короткого пребывания во дворце. История Бентена начиналась с его появлением возле блистательной наемницы Кентер Махаут, женщины, сделавшей из нелепого неумелого подростка одного из заметных деятелей подпольного мира Эдо – и на этом воспоминания решительно обрывались. Тот, кто еще не был Бентеном, не имел права на существование ни на свете белом, ни в памяти. Не имел права… но существовал, и иногда давал о себе знать гораздо более явно, чем Бентену нынешнему хотелось бы.

Он достал из внутреннего кармана на поясе плотную шероховатую упаковку с двумя последними дозами джока, чиркнул острым ногтем по защитной пленке, извлекая одну кнопку, и медленно с мазохистским удовольствием прижал шипастой стороной к шее. Мгновенная боль отпустила, сменившись горячим покалыванием в кончиках пальцев, Бентен ощущал себя так, словно в его холодное безжизненное тело заливают горячую свежую кровь, живительную и согревающую. Волна джока как обычно прокатилась и истаяла, оставив тепло, одуряющую легкость и абсолютную пустоту в мыслях. Юноша обхватил себя руками и запрокинул голову, глядя в матовый потолок салона.

Сейчас его существование было абсолютно легально, все документы – подлинные, и его положение офицера одной из полицейских спецслужб Эдо гарантировало ему как минимум защиту со стороны коллег и начальства, ревнивого до соблюдения должного уважения к Особому отделу полиции. Кому бы не взбрело в голову копаться в прошлом Кането Инадзуми, вряд ли его попытки смогли бы нарушить настоящее положение дел. Исключений было два, только двум людям прошлое Бентена, бывшего биоконструкта, могло отравлять существование настолько же сильно, как и самому Бентену – Норико-химе и Роберту Элии Батшону, владельцу и бывшему главному генетику "Криэйче Инкорпорейдет". И сейчас Кането был уверен, что за встречей с одной из них непременно последует встреча с другим… такая же позорная и безрадостная.

Он оставил машину на стоянке перед консервативно-строгим и величественным зданием гостиницы "Фуджи" (служебное удостоверение и здесь возымело свою магическую силу, немедленно отключив возражения ливрейных охранников) и пешком отправился через мост Канидзуэ к Острову Обезьян. В центре столице практически каждый более или менее протяженный озелененный участок относился к территории какого-нибудь храма, исключение составляли только несколько крупных городских парков. На Острове Обезьян – обособленном участке третьего уровня, попасть на который можно было лишь по нескольким пешеходным мостам – располагался буддийский храм, славящийся своими коллективными медитациями. Настоятель не брезговал современными технологиями, и несколько сотен людей одновременно могли разделять состояние божественной отрешенности и экстаза вместе с монахами через индукционные чипы с эффектом "полуприсутствия".

###

Вход в основной зал был закрыт, из-за дверей доносилась тягучая музыка и рокот барабанов, то тихий, то нарастающий до предела, когда казался биением живого пульса самого здания. Бентен провел зашитым под кожу кредитным синглом над зеркальной, украшенной живыми цветами панелью, сбрасывая на счет храма небольшую сумму пожертвования. С поклоном принял от служителя мазок душистого масла между бровями и поднялся на открытую галерею над центральной площадкой. Здесь музыка звучала гораздо громче, растворяясь в прохладном вечернем воздухе. Тончайшие сетки светопоглотителей возносились куда-то на неизмеримую высоту, отсекая храм от вездесущих огней большого города, и на ослепительном, первобытно-черном небе холодно мерцали звезды. Бентен зажмурился, и искристый рисунок созвездий словно проступил на внутренней поверхности его век. Джок давно отпустил, забрав с собой остатки тепла. Кането зябко вздрогнул от внезапного озноба и открыл глаза.

Внизу оглушенные пережитыми минутами очищающего экстаза люди медленно покидали зал, на ходу снимая с висков тончайшие пластинки, только что управлявшие их движениями и чувствами. Несколько служителей на выходе собирали чипы в шелковые мешочки, каждому предлагая взамен глоток ритуального саке. Несмотря на то, что молившихся было много, почему-то обходилось без суеты и сутолоки, за считанные минуты зал опустел – и начал наполняться вновь. Бентен нашел глазами ближайшую к нему лестницу вниз и присоединился к группе новых паломников, уже разувавшихся возле стены с ячейками для вещей.

Пискнул замок, сканируя его ладонь. Молодой человек свернул куртку и запихнул ее вглубь ячейки, рядом с наручным коммом и кобурой. Устав категорически запрещал расставаться и с тем и с другим, но сейчас Бентену было глубоко наплевать на правила. Он наклонился, расстегивая ремешки ботинок. Рядом возилась с застежкой модных полусапожек полноватая румяная брюнетка, чьи мысли от такого соседства явно перешли из области божественного в плоскость более чем мирскую. Встретившись взглядом с красивым молодым блондином, женщина смутилась и разрумянилась еще сильнее, нервно теребя давно расстегнутый замочек. Бентен выпрямился, поставил ботинки в ячейку и торопливо удалился. В другое время он не преминул бы слегка развлечься невинным флиртом, но сейчас любые напоминания о собственной привлекательности вызывали у него острый приступ мучительного стыда.

Конструкт. Кукла.

Босые ступни при каждом шаге согревались от соприкосновения с теплым каменным полом. Вокруг Бентена такие же непривычные к хождению босиком жители сверхцивилизованного мегаполиса пытались приноровить свою походку к отсутствию привычной тяжести обуви и подпорок модных каблуков. Сразу от дверей людской поток разделялся – большинство паломников принимали у служителей синглы для эмоционального контакта и рассаживались вдоль стен, лишь малая часть выбирала прямой путь до небольшого возвышения, на котором сидел в ожидании пожилой монах. Здесь ищущие получали разрешение и возможность поучаствовать в танце-медитации, ведомые через сингл.

От дверей до возвышения было не более полутора сотен шагов – под внимательным взглядом старого бонзы. Бентен не любил это ощущение уязвимости, каждый раз возникающее у него на этом простом испытании… чисто формальном в его случае, ведь никаких причин для отказа не могло быть. Этот танец-молитва не включал в себя никаких сложных или травмоопасных элементов даже для неподготовленного новичка, и крайне редко монах мягко предлагал соискателю на этот раз ограничиться пассивным сопереживанием. Кибер же не льстя себе знал, что для его уровня подобные движения были детской игрой, и все же каждый раз внутренне напрягался, ожидая проблем. Приблизившись на нужное расстояние, Бентен опустил глаза и начал механически повторять стандартную формулу: "Я чту имя Будды, я не слаб, не ранен, не болен, я прошу разрешить…"

У бонзы дрогнули морщинистые веки, до сих пор неподвижно лежащая на колене темная рука шевельнулась – и в сторону кибера полетел маленький округлый предмет. Бентен поймал его машинально, не задумываясь над целью этого действия, и лишь мимолетно удивившись способу, которым священник решил вручить ему сингл.

На его ладони лежал гладкий, словно обкатанный волнами камешек, каких было полно на любом берегу – и по краям центральной дорожки в храме. Кането замер, не зная, как ему нужно расшифровывать этот странный подарок. Слова вежливой просьбы недосказанными застыли на его губах. Где-то сзади зарождался любопытный шепоток – нарушение ритуала не осталось незамеченным. Бентен выдохнул, мучительно ненавидя священника за то, что он сделал кибера центром всеобщего внимания. Он пришел сюда раствориться среди многих, утратить себя, забыться, а вовсе не стоять босым и безоружным посреди заинтересованных зрителей.

Бонза протянул руку – и юноша помимо своей воли повиновался, наклоняясь к сидящему монаху.

– Зачем тебе это? – священник говорил так тихо, что Бентен был вынужден приблизить свое лицо почти к самому лицу старика. – Ты без труда повторишь за мной каждое движение. Зачем тебе чип?

Кането молчал, не находя момент уместным для исповеди.

– Это храм, а медитация – не наркотик для затуманивания перегретых мозгов. Почему ты хочешь уподобиться безвольной кукле?

Бентен выпрямился.

– Я сейчас уйду.

– Останься, – бонза умел приказывать, не повышая голоса. – Останься и танцуй со мной. Почти имя Будды от души и без принуждения. Как подобает человеку.

###

– Это единственное место в городе, где правильно готовят креветочные чипсы! – Сенгоку с хрустом смял в ладони горячий кусок, отломленный от огромного, только что снятого с жаровни листа, и ссыпал крошки себе в рот. – Но пиво здесь – так себе.

Джайк слабо улыбнулся и допил остатки в собственной кружке. Миленькая рыжеволосая девушка в черных джинсах и короткой черной футболке, расшитой стразами и украшенной бесчисленным количеством заклепок, тут же потянулась за новой бутылкой. Искусный яркий макияж, делавший ее голубые глаза необычайно привлекательными, под переливчатым неоновым освещением превращал юное лицо в маску инопланетянки.

Девицы были недешевы, но стоили того. Эти новые гейши внешне ничем не напоминали своих изысканных старинных прародительниц, но искусством развлекать, ненавязчиво обихаживать и создавать комфорт владели не хуже чем жительницы какого-нибудь царства ив и цветов. К тому же в этот раз они обслуживали гостей, к которым испытывали искреннюю симпатию.

Фигуристая высокая брюнетка подала Сенгоку влажное полотенце, дождалась, пока он вытрет руки, и, повинуясь приглашению, охотно уселась к нему на колени.

– Бентен, от твоего вида сейчас даже пиво скиснет! – японец обнял тонкую талию куртизанки и уперся ногой в маленькую скамеечку, заваливая красотку на себя. – Жизнь не так плоха, как можно подумать, глядя на твою физиономию.

Лежащий на противоположном диване Кането не удостоил его ответом. Мерцающие струи света скользили по его голой груди, отражаясь от двух тонких полосок нейроконтактов.

С тех пор, как модные психологи открыли целительное воздействие на истощенные нервы горожан эффекта под кодовым наименованием "уединения на празднике", такие кабинки в шумных заведениях стали необыкновенно популярны, а следовательно – дороги. Но зарплата служащих Особого отдела вполне позволяла время от времени баловать себя расслаблением в приятной компании, когда казалось, что от шумной многолюдной вечеринки тебя отделяет только тонкая стенка.

В "Ги Ла" эта стенка казалась еще и светопроницаемой.

Рыженькая достала из-за отворота сапожка плоский пенал и извлекла из него длинную тонкую сигарету. Джайк благосклонно кивнул и щелкнул крышкой бензиновой зажигалки, давая даме прикурить.

Энергичная музыка "за стеной" сменилась томительным блюзом, разбавляющим уютное расслабленное молчание. Третья девушка, коротко стриженая китаянка в брючном костюме из небеленого льна, ловко перевернула на жаровне новый лист чипсов и вернулась на свое место в ногах у Бентена. Рыженькая высыпала на стол прозрачные разноцветные кубики и, стряхнув пепел в стеклянную чашку, лукаво посмотрела на Джайка.

– Славно! – гигант придвинулся поближе. – На что играем?

– Только не на деньги! – Гоку забрал из рук у своей девушки бокал и легко ссадил ее колен на диван рядом с собой. – Я буду нищим как последний крысолов еще неделю после этого праздника жизни!

– Ну, – Джайк пересыпал в ладонях дайсы, насмешливо улыбаясь, – вроде бы тебе еще месяц назад поступало заманчивое предложение от владелицы "Меркурия", ты всегда можешь обогатиться за несложную работу.

– Несложную?! – лицо японца окаменело на миг, но тут же снова стало оживленным и подвижным. – Я не дотронусь до нее даже под наркозом! Пусть продолжает играть в свои куклы, а мне не хочется присоединиться к этой коллекции даже за солидный кусок кредитов.

Он звучно поцеловал брюнеточку в уголок рта и подмигнул ей.

– Есть вещи, за которые я предпочитаю платить сам!

– Однажды щепетильность тебя погубит, – философски заметил Джайк, наблюдая как рыжеволосая аккуратно расчерчивает лист бумаги на партии.

– Так на что играем? – китаянка впервые за весь вечер подала голос. Минуту назад после невнятного сопротивления ей удалось завладеть ногой лежащего Бентена, и сейчас ее пальцы ласково поглаживали открытую кожу выше края ботинок, заставляя жертву протестующе вздрагивать – Кането не любил щекотки.

– На секреты, – отозвался Джайк. – Есть возражения? Кто не отвечает на вопрос – кладет в банк мелочевку.

– Ну, ты сам предложил! – Сенгоку сладко потянулся и забрал себе остатки остывшего креветочного листа. – Я всю жизнь мечтал узнать имя твоей первой подружки.

– Во как… – гигант равнодушно пожал плечами. – Обо мне, значит, мечтал узнать… А я-то наивно полагал, что тебя больше интересуют женщины.

– Мне просто было любопытно, точно ли это была тетка, или все-таки машина, как я предполагаю! – усмехнулся японец. Брюнетка мимолетно улыбнулась.

Бентен приподнял голову и отпил еще пива, едва не опрокинув на себя остатки. Китаяночка ловко удержала его бокал от падения, поставила на стол подальше от края и решительно расстегнула последнюю застежку на белом ботинке.

– Бентен, у тебя алкоголь стимулирует повышенную правдивость или генератор ерунды? А? – Сенгоку с каждой минутой веселился все больше, чему немало способствовали нежные и восторженные взгляды хорошенькой брюнетки.

Беловолосый лениво повел глазами в сторону приятеля.

– В твоем отношении у меня стимулируется разве что естественное желание отвесить пинка, – слегка заплетающимся голосом мягко заметил он. – Но я постараюсь сдержаться.

– Значит, инстинкт самосохранения тебя еще не покинул! – уважительно кивнул Сенгоку.

– Ума не приложу, куда он у тебя-то все время пропадает…

Рыженькая встряхнула дайсы, записала выпавшие значения и подняла лист, показывая результаты жеребьевки.

– Кто начинает – тот проигрывает! – Сенгоку проводил взглядом разноцветный набор, исчезающий в огромной ладони русского и облокотился на стол. Маленькие но сильные ручки немедленно легли на его плечи, умело массируя мышцы.

Стук кубиков дробно разбивал легкомысленную мелодию, доносившуюся из общего зала. Китаянка вытянулась на диване рядом с Кането, и что-то шептала ему на ухо, время от времени нагибая голову и дотрагиваясь языком до серебристых полосок на его груди. От каждого такого прикосновения Бентен цепенел и делал судорожный короткий вдох, но действий девушки пресечь не пытался.

– Твоя очередь, красуля… – Сенгоку записал результат последнего броска, сгреб дайсы и подвинул их в сторону развлекающейся парочки.

Бентен рывком поднялся, уронив на пол куртку, и потянулся за кубиками. От неудачного броска неловкой рукой дайсы разлетелись по всей поверхности стола, вызвав смешки девиц и одобрительные кивки Джайка.

– Неплохо, неплохо. Одиннадцать, Бентен. Ты отвечаешь.

Беловолосый спустил ноги на ковер и посмотрел на игру световых пятен в зеркальном потолке. Проверять результат было бессмысленно – что толку соревноваться с модифицированным зрением?

– Ну и?

Сенгоку деликатничать не стал.

– Двадцать центов, или ты объясняешь, что за муха тебя укусила. Ты оцепенелый как кукла без программы.

Бентен нагнулся за курткой, кое-как оделся и взял со стола дешевенький одноразовый чип-банк. Провел над запястьем, сбрасывая сумму, бросил карточку обратно и встал, подзывая за собой китаянку.

– Как-то ты дешево ценишь свое любопытство, – подхватил с пола полную бутылку и без особых церемоний подтолкнул девушку к двери в соседнюю комнату.

– Бентен с женщиной. Это вирус, я знаю! – засмеялся японец ему вслед.

– Имей в виду, это заразно, вдруг ты тоже изменишь своим привычкам! – мило улыбнулся Кането.

Дверь захлопнулась.

###

Весенний ветер трепал гибкие ветви цветущего флейзиса, засыпая двор мелкими бледно-голубыми лепестками. В воздухе носилась душистая метель, мягко опадая на полированный капот автомобиля и путаясь в черных блестящих волосах человека в серой форме, задумчиво глядящего на волнующееся море высокого кустарника.

Иширо поймал лепесток и поднес его к лицу, вдыхая терпкий свежий аромат. Садовник дважды предлагал сменить сорт растения на менее сильно пахнущий – в период цветения Норико страдала ужасной мигренью, но полковник и слышать не хотел о том, чтобы что-то исправить в удивительно гармонично подобранной садовой композиции. Для жены был приобретен дорогостоящий лекарственный препарат, а голубой флейзис по-прежнему царил на территории вокруг особняка, каждую весну терроризируя прислугу своим вездесущим присутствием.

Флейзис любила Джейн.

За спиной полковника раздался тихий вздох, заставивший Иширо обернуться. Серьезный юноша в форме с лейтенантскими нашивками мечтательно улыбнулся и смахнул с крыши машины голубоватый снег лепестков.

– Настоящая весна, – чуть смущенно проговорил он. – В городе этого можно и не заметить.

Иширо промолчал. Солнце грело спину и плечи сквозь ткань, пронзительно искрилось на полировке и сенсорных панелях машины, заставляя подумать о спрятанных в нагрудном кармане темных очках. Хотелось расслабиться и замереть в этой ласковой тишине, слушая отголоски собственной памяти…

Дверца машины бесшумно поднялась.

– Иширо-сама, мы опоздаем.

Полковник сдул лепесток с ладони и сел в салон.

Адъютант уверенно вывел машину на скоростную полосу автобана и включил дублирующую драйв-систему. В герметичной тишине салона раздавалось только тихое попискивание сенсорной клавиатуры – полковник, по привычке превращая автомобиль в естественное продолжение своего рабочего кабинета, просматривал последние сводки аналитиков.

– Ммм… Ранмару, а как насчет…

Лейтенант чутко уловил слегка смущенный оттенок в голосе шефа, столь отличный от обычного делового тона, и, не дожидаясь продолжения фразы, достал из бардачка термос. Кофе из имеющегося в комфортабельном салоне аппарата Его Высочество употреблять решительно не желал, всему на свете предпочитая напиток, приготовленный лично адъютантом.

– Пожалуйста, сэр, – наполненная на три четверти чашка замерла в ожидании, пока полковник соизволит ее принять. Ранмару, не отрываясь, смотрел на дорогу.

Далеко впереди поднималась знаменитая Большая Тройка – высотные корпуса центрального столичного комплекса Управления ИСБ. На таком расстоянии уходящие под самые облака башни казались обманчиво хрупкими. Внизу под полотном подвесной магистрали раскинулись в буйстве весенних красок бесконечные сады – высшие чины ИСБ и Двора считали своим долгом просто утопить свои жилища в разнообразной зелени. Отчасти это было данью махровому снобизму, отчасти – легальной возможностью хоть как-то защитить свою частную жизнь от вездесущего наблюдения безопасников, что временами вызывало у операторов спутникового наблюдения естественные взрывы недовольства.

На этом участке дорога проходила невысоко над землей, и макушки отдельных деревьев мелькали вровень с решетчатым ограждением трассы. Теоретически, это было нарушением требований безопасности, но подполковник медицинского корпуса Ланберг потратил однажды столько сил в пылком докладе на тему того, как разнообразие зрительного ряда благотворно влияет на бдительность водителей, что безопасники махнули рукой на эту мелочь. Вопрос того, что сам подполковник имел виллу, примыкающую к магистрали, был тактично замят – в конце концов, спорить с заместителем Сэйто все равно было бесполезно и даже в некотором роде опасно.

Ранмару очень хотелось приоткрыть бронированное стекло и вдохнуть холодный ветер с запахом моря и молодых листьев, возможно, и сам полковник был бы рад такому разнообразию, но нарушение герметичности во время движения немедленно отразилось бы на пульте у наблюдателей безопаски. Объясняться не хотелось. Адъютант полковника Иширо прибавил скорость, обгоняя изящную гражданскую авиетку, и откинулся на спинку сиденья, окончательно препоручая машину автопилоту. После первой чашечки кофе полковник имел привычку начинать задавать вопросы о состоянии текущих дел.

– Ну, и что наши франкенштейны решили вчера относительно помех в системе контроля за hj-активностью?

Звякнула о подставку чашечка.

Ран мысленно похвалил себя за предусмотрительность – видеокопию совещания ученого совета он просмотрел хоть и бегло и в факультативном порядке, но на память не жаловался.

– Фразенхорф лидировал в обоснованности своей теории дополнительного источника излучения. Специалисты по обеспечению технической безопасности полетов крайне обеспокоены. Экономисты в традиционной панической манере предсказывают кризис в случае малейшего первого сбоя.

– Им положено паниковать, – ровным голосом отозвался Иширо, – но в данном случае меня больше волнует мнение Фразенхорфа и специалистов по теории поля. Что говорят они? Точнее – насколько они обеспокоены?

Лейтенант пожал плечами.

– Боюсь, что они совсем не обеспокоены, что, на мой взгляд, все же не гарантирует благоприятного положения дел.

– Увлечение идеей затмило практические проблемы? – шелест клавиатуры возобновился.

– Я бы сказал именно так.

Машина въехала в туннель, за окном замелькали зеленые осветительные арки. Стекла салона потемнели, реагируя на изменение яркости. Лейтенант встряхнул кистями рук, как иногда делают перед работой профессиональные операторы, и тронул участок монитора, выводя оперативную информацию о движении. Скользя кончиками пальцев по чувствительному покрытию, бегло проглядел сводки о загруженности необходимых магистралей, успел отослать неофициальный текстовый привет дежурному диспетчеру трассы, получил сведения обо всех находящихся поблизости автомобилях. Мигнул о полном благополучии серебристо-серой "Фуджицу", кружащей над выходом из туннеля. Не удержался – увеличил на несколько секунд изображение с камеры обзора салона. Полковник сосредоточенно вчитывался во что-то на экране встроенного комма, поглаживая пальцами клипсу наушника. Лицо шефа в жемчужном освещении от монитора казалось еще более бледным и строгим чем обычно. Или это отголосок дурных новостей?

Ранмару извлек вторую чашечку. Термос, подчиняясь надавливанию на клапан, выдал новую порцию горячего душистого кофе, и салон наполнился божественным ароматом, заставившим полковника как по команде поднять голову и просветлеть лицом.

– Кофе, Иширо-сама? – лейтенант предпочел скрыть свою осведомленность о реакции начальства.

– О! Спасибо, Ран.

Передача чашечки, незаметно откорректированная путем подглядывания в монитор, совершилась как всегда благополучно. Адъютант позволил себе полюбоваться на выражение абсолютного блаженства на красивом лице – законный приз за предусмотрительно захваченный термос! – и снова вернулся к взаимодействию с диспетчерами. За пару минут уже успели накопиться запросы из центрального офиса (не изменилось ли сегодняшнее расписание?), дежурный пинг от следующего поста дорожного наблюдения. Месседж с сиреневым цветком – вопрос из Дворцовой зоны, секретарь императрицы-матери желает уточнить время визита. Напоминание от медиков о пропущенной тренировке – придется все-таки вмешаться в распорядок дня на вечер. Неумолимая система напомнила о перчатках, и пальцы Ранмару зависли над сенсорным полем. Чертовски не вовремя! Но сам виноват – стоило раньше преодолеть свою нелюбовь к нейроконтактным оболочкам и надеть их. Пришлось прервать работу и лезть в отделение для аксессуаров. Невесомая пленка перчаток нежно сжала суставы, едва ощутимо массируя. Это необходимо, напомнил себе лейтенант, преодолевая раздражение. Операторы, пренебрегающие заботой о своих руках, вынуждены рано или поздно прибегать к помощи медиков. Но здесь молодое поколение неожиданно слилось в общем порыве неприятия со старыми профессионалами – любое вмешательство в невесомое порхание пальцев вызывало у них ужас. Ходили истории, рассказываемые стариками и впитываемые молодежью, о том, как неожиданное включение функции массажа помешало вовремя выполнить ту или иную операцию, что обязательно приводило к самым катастрофическим последствиям. И хотя ни одного документально засвидетельствованного подтверждения этим рассказам не находилось, снобизм истинных спецов не допускал использования "сбруи" там, где без нее можно было обойтись.

Диспетчер выдал "зеленый коридор", и лейтенант радостно подался вперед, выжимая из отзывчивой послушной машины максимальную скорость. Невольно вспомнилось о том, что пора бы посетить авиабазу, пополнить количество летных часов. Или завалиться на суточный полигон, поразмяться в хорошей компании, может быть даже – вместе с шефом. Рану нестерпимо нравилось превращение лощеного рафинированного аристократа Иширо в разнузданного берсерка, готового, по словам кислотно-едкого генерала Хисакатты, хладнокровно уничтожить любого, кто стоит между ним и горячей ванной.

Лейтенант ухмыльнулся, вспомнив, какие выражения проскакивают иногда в речи Иширо-в-камуфляже. Можно заложиться, что Император коллекционирует все полигонные видеоотчеты с участием любимого брата и просматривает их в минуты дурного настроения.

– Через семь минут будем на месте.

– Есть ли что-нибудь интересное от наблюдателей? – спросил шеф со сдержанным энтузиазмом. Ран поморщился и беззвучно вздохнул. Работать с полковником Иширо было иногда безумно хлопотно, Его Высочество имел дурную привычку опережать события и бесцеремонно вмешиваться в процесс обработки информации на неподобающей высокому званию стадии. К примеру, почему бы ему не дождаться, пока сырой материал не будет просеян и структурирован специалистами-аналитиками, и все интересное не будет преподнесено ему в разложенном по полочкам виде, с комментариями, выводами и прорисованными логическими связями? Тем более, что наружное наблюдение, строго говоря, вообще не относилось к епархии научно-исследовательского корпуса, и получать от них предварительные результаты было задачей для волшебника.

Ран был волшебником. И к особой степени магии относились беглые пометки ярко-желтым маркером от дежурного лаборанта, зачастую совершенно неформальные и не предназначенные для лицезрения высоким начальством, но помогающие старшему лейтенанту Кейдзи ориентироваться в нагромождении фактов и выделять для любимого шефа самое значимое – на случай такого вот нежданного любопытства.

Правда, в этот раз рядом с выделенными желтым маркером абзацами с мигающими вложениями иллюстративного видеоматериала стояли три восклицательных знака и исполненное экспрессии выражение, в переводе на приличный язык означающее что-то вроде "Ни хрена себе!" Ранмару инстинктивно не желал быть тем первым, кто сообщит полковнику подобную новость, но выбора у него не оставалось.

– Ваша супруга, Норико-химе, вчера в 3 часа пополудни встретилась с объектом наблюдения бета-2. Оба были шокированы. Норико-химе вела себя с объектом, как со старым знакомым, но не встретила ответного понимания.

В салоне повисла тишина. Лейтенант сделал несколько незаметных вдохов.

Иширо медленно расплылся в улыбке.

– Вот как! – адъютант проследил, как тонкие темные брови начальника изогнулись в насмешливом изумлении. Похоже, ожидаемого шторма не случится. Полковник упруго соединил кончики выпрямленных пальцев, словно разогревая ладони перед схваткой. Лицо его окаменело в обычную ничего не выражающую маску.

"Приехали!" – подумал Ранмару.

###

...Бентен проснулся от боли в неудобно вывернутом плече – состояние сустава оставляло желать много лучшего. Юноша поморщился и сел на ковре, растирая затекшую руку.

Голо-V в плоскоэкранном режиме крутило ночную музыкальную программу. Интерактивная система, регистрируя отсутствие в комнате бодрствующих людей, свела освещение до нескольких точечных источников и полностью убрала звук. Призрачные блики, наследники разладившейся функции светомузыки, оплывали в воздухе ошметками взорванных привидений. В ванной редко капала вода. Бентен зажмурился, унимая бешено колотящееся сердце и пытаясь выгнать из памяти липкий ужас недавнего кошмара.

– Ками, свет!

Комната послушно осветилась. Кането рывком развернулся на легкий шелест за спиной и с кривой усмешкой опустился обратно – поток воздуха из включившегося кондиционера перебирал занавеску из бусин на двери в кухню.

– Ками, везде свет…

В спальне пахло чужими духами. На светлом ворсе ковра темнело пятно разлитого вина. Бентен сел на пороге, прислонившись спиной к косяку и упираясь босой ступней в противоположный край проема. В чем смысл этой комнаты, если он никогда не мог спать в ней один?

Он ненавидел тишину и боялся ее. И не выносил одиночества, непринужденно сочетая эту фобию с нелюбовью к навязчивому присутствию. В последнее время ночные пробуждения перед включенным экраном стали еще более частыми – он просто не мог заставить себя лечь в постель и погасить свет, но и договориться сам с собой, признать поражение перед собственным страхом и сознательно оставлять звук и освещение, он тоже не мог.

Альтернативой были транквилизаторы, но, принимаемые постоянно, они оставляли в крови заметный при осмотрах у медиков след, и Аридзима уже намекал на необходимость визита к мозгоедам. Следующей стадией могло быть только прямое распоряжение о посещении психоклиники, и Бентену пришлось отказаться от медикаментов, заменив их усиленными физическими нагрузками по вечерам.

Это помогало заснуть. Но не помогало от ночных пробуждений, когда он молился о случайном вызове по комму или любом другом проявлении человеческого присутствия. Несколько раз в такие минуты он заказывал в виртуальных магазинах совершенно ненужные вещи с условием немедленной доставки, забивал охлаждающую камеру напитками и продуктами, которые все равно не мог употреблять в таком количестве, заводил однообразные и быстро набивающие оскомину интрижки с курьерами. Объедался пиццей в круглосуточном кафе возле дома, и проклинал чертов имплантированный "маячок", который с бесстрастной точностью зафиксирует его попытку провести ночное время где-то в городе. О нет, Аридзиме было решительно наплевать на то, как проводят досуг его подчиненные, но частые ночные прогулки могли послужить причиной для лишнего внимания со стороны и без того подозрительного психокуратора.

Там же в кафе, тоскуя над очередным коктейлем, Бентен познакомился с обволакивающе-спокойной Кирстен, и целых три недели две жертвы бессонницы ночи напролет проводили за игрой в го, рассказывая друг другу всевозможные нелепицы о себе. Кирстен работала инженером службы, обеспечивающей жизнедеятельность высотного здания, и они часто шутили о том, кто из них кого бережет. После этих встреч Бентен возвращался в квартиру усталый, но спокойный, и за несколько часов до подъема успевал практически полностью восстанавливать свою работоспособность. Идиллия кончилась с возвращением из Индии мужа Кирстен, пожилого преуспевающего коммерсанта, который не собирался закрывать глаза на присутствие молодого «соперника». Женщина просто перестала приходить в кафе, а Бентен с легкой руки раздраженного Аридзимы на сутки загремел в блок дезинтоксикации за повышенное содержание алкоголя в крови...

Он вывел громкость до предела, позволяя грохочущей музыке заполнить сознание, и почувствовал, что окончательно проснулся. Часы показывали половину третьего. Бентен переключил голо-V на канал новостей, и, чуть пошатываясь, побрел в кухню. Достал из замораживающей камеры рыбную плитку и начал откусывать маленькие кусочки, с удовлетворением ощущая, как знакомый вкус и холод на языке налаживают его отношения с реальностью. Он пробежался пальцами по клавиатуре комбайна, задавая программу приготовления чая, захватил еще одну плитку и вернулся в комнату. В сияющей плоскости, словно сказочное видение среди техногенного пейзажа, кокетливо переступала ногами золотистая кобыла, возле которой, по хозяйски похлопывая по лоснящемуся крупу, стоял счастливый мужчина. Согласно пояснительному тексту в нижней части изображения, кобылку звали Кейко, и она только что выиграла для своего владельца крупную сумму на ежегодном конкурсе, устраиваемом Комитетом Спасения. Бентен со смешанным чувством недоумения и ужаса посмотрел, как мужчина скармливает животному с руки какой-то кусочек – лошадь была красива, но киберу в жизни не пришло бы в голову добровольно приблизить ладонь к этой пасти. Он потянулся за пультом, меняя канал. Рыбная плитка подтаивала в руке, к запястью скользнула капля сока, которую пришлось немедленно слизнуть. Светские новости были представлены калейдоскопом людей в национальных японских костюмах разных эпох – слепое подражание императорскому двору приводило к забавным с исторической точки зрения сочетаниям. Бентен не помнил, откуда он осведомлен о том, к какому веку и какому общественному слою относится каждое одеяние, и даже не был уверен в правильности собственных представлений, но смутное чувство раздражения мешало воспринимать происходящее хоть сколько-нибудь серьезно.

Звонок комма заставил его вздрогнуть и уронить пульт.

– Я совершенный псих… – пробормотал он сам себе вслух, нагибаясь за дистанционником и снова недоуменно отмечая неподходящее для вызова время. Аридзима воспользовался бы звонком на наручник.

– Анонимный вызов, – вежливо доложила система, прокручивая на темном экране соответствующий ролик из пальцев, складывающихся в кулак с выставленным средним. Наследие развлекавшегося Сенгоку, которое Бентен поленился убрать из настроек.

– Слушаю, – он заблокировал видеовыход, желая остаться невидимым для ночного комм-визитера.

– Не спишь, красуля, я не ошибся.

– Джайк, – Кането сел на ковер перед монитором. – Разве я не просил тебя прекратить эту унизительную слежку хотя бы в пределах моей квартиры!

– Поверь, мой параноидально настроенный друг, – голос начальника был полон нескрываемой издевки. – У меня хватает значительно более интересных дел, чем подсматривать за твоей личной жизнью. Просто, прежде чем побеспокоить тебя среди ночи я убедился, что данные с твоего биомонитора и домашней системы свидетельствуют о том, что ты мирно смотришь голо-V, а не крепко спишь, например.

– Убедил, предположим, – буркнул Бентен. – Что случилось?

– Хочу предупредить тебя, что индекс анонимных запросов о личности офицера ООП Кането Инадзуми за последний час вырос просто неприлично для такого далекого от известности человека. Ради тебя кто-то предпринял попытку проникнуть аж в закрытый сектор информационной базы Особого отдела.

– А… – слабость и головокружение, навалившиеся на юношу, сделали голос Джайка приглушенным, словно доносящимся через слой ваты.

– Разумеется, попытка завершилась неудачей, – продолжил начальник. – Но поверь мне, она была достаточно профессиональной, чтобы я не советовал тебе относиться к ней легкомысленно.

– Я не понимаю… – начал Бентен предательски изменившимся голосом, но закончить ему не дали.

– Я ТОЖЕ не понимаю, Бентен, – с нажимом повторил Джайк. – А, кажется, должен бы знать. Установить прямую и непосредственную связь между офицером Инадзуми и Красивой Девушкой, маргинальной легендой, и сейчас не составляет особого труда для въедливого охотника. Можно сколько угодно чистить твою официальную историю – пока еще хватает людей, которые лично знают тебя еще с тех времен, когда полицейскую форму носили твои противники. Но скажи мне ради всего святого – какая существует связь между тобой и дамой золотых хризантемовых кровей?

– Никакой! – резко ответил Кането. – Нет и быть не может.

– Боюсь, дама убеждена в обратном, – почти печально вздохнул Джайк. – В общем, я тебя предупредил. Ну и сам знаешь – рано или поздно эта история перестанет быть предметом только моего любопытства.

– Никакой истории не существует, – холодно бросил Бентен, – эта женщина обозналась.

– Не меня в этом надо убеждать, не меня… доброй ночи, красуля.

Бентен посмотрел на безобразно смятую растаявшую плитку в ладони и снова лег на ковер.

Глава 2

Лэнсер сидел на полу и с мазохистским удовлетворением разглядывал экран комма. На экране наблюдались иероглифы разнообразной степени сложности, и все они были для Лэнсера ровно тем, чем, по сути, и являлись – а именно, китайской грамотой. Читать иероглифическое письмо пилот, естественно, не умел. В лучшем случае мог осилить пару строчек хираганы – но не более того. И что хочет довести до его сведения операционная система комма, оставалось для него загадкой. Еще большей загадкой было, как вернуть комм в режим работы на понятном языке. Вопросом, почему он вдруг вылетел в чисто японский, Лэнсер даже не задавался – с его точки зрения, вся без исключений местная техника вела себя крайне недружелюбно. Впрочем, насколько пилот мог вспомнить свои первые попытки освоения родной техники, дело обстояло так же. Все те необъяснимые глюки, дурацкие сбои и несвоевременные поломки, которые его так доставали в процессе обучения, в конечном итоге оказывались не более чем следствием его же собственного неумения с техникой обращаться.

Припомнив, как и куда его посылал бортовой компьютер "Дэйты", когда в возрасте 15-ти лет Лэнсер впервые познакомился с этим самолетом, пилот фыркнул. И решительно выключил комм. Исходя из простейших разумных соображений, что, глядишь, установки по умолчанию восстановятся…

Поначалу пилот наивно предполагал, что ему хоть чем-то поможет плотное знакомство с компьютерами у себя дома. Не тут-то было! Видимо, либо за 800 с лишним лет логика операционных систем серьезно изменилась, либо в данном параллельном мире изначально была какой-то иной, что тоже было вполне понятно. Но легче от этого не становилось. И хорошо еще, что вместо голографической панели, все-таки можно было использовать обычный экран. Правда, таблицы меню все равно имели дурную привычку зависать перед ним в воздухе, но к этому можно было как-то привыкнуть.

На вторую неделю пребывания в гостях у всемогущей и вездесущей Императорской Службы Безопасности, происходящее стало пилота изрядно утомлять. Нет, он прекрасно понимал весомость аргументов в пользу того, что он должен находиться именно здесь, а не на квартире сотрудника Особого Отдела Инадзуми, но эта перемена в статусе Лэнсеру категорически не понравилась. О чем он, правда, не потрудился сотрудникам ИСБ сообщить.

Поиски "Дэйты" пока результатов не приносили, давать объяснения местным специалистам надоело, а в свободное время, которого было прискорбно много, делать оказалось, в сущности, нечего. Даже естественное любопытство как-то само собой угасло – видимо, потому, что за прошедшее время пилот успел во множестве нахвататься как полезных, так и бесполезных сведений. Причем бесполезных было больше. Порой ему казалось, что девушка-сопровождающая намеренно обращает его внимание на всякие мелкие бытовые подробности. Ну зачем, скажите на милость, человеку, собирающемуся убраться из этой местности как только, так сразу, инфо мация о модах на тряпки и прически или о своеобразии местных сексуальных обычаев? Хотя, с другой стороны, чтобы получать полезную информацию, надо задавать правильные вопросы. А все приходящие Лэнсеру в голову вопросы, по понятным причинам, касались функционирования местных спецслужб, и вполне закономерно, что ответы он получал либо не всегда, либо весьма уклончивые. А если так – то зачем тогда и спрашивать?

Сопровождающих у пилота было двое. Первая, хрупкая миловидная японка с типичным японским же именем Аико Амикава, не достававшая Лэнсеру даже до плеча, с роскошной черной косой. Безупречно корректная, сдержанная и вежливая, она появлялась тогда, когда пилоту требовалось не заблудиться в многочисленных переходах корпусов ИСБ и дойти до лаборатории, морга, или еще какого-нибудь заковыристого места, в котором исбэшникам понадобилось присутствие пилота. Второй, молодой парень, лет от силы двадцати пяти, а то и меньше, на японца походил мало, хотя что-то ориентальное в его внешности чувствовалось. Был он с виду попроще девицы и появлялся чаще – в основном, чтобы повести своего подопечного на неофициальную прогулку. Все обращались к нему просто по имени – Юмино, даже вежливая и церемонная Аико.

В принципе, с течением времени, Иеро даже начал испытывать к обоим исбэшникам искреннюю симпатию. Тем не менее, благоприобретенная лет десять назад паранойя не забывала мягко намекать, что способность вызывать симпатию – просто рабочее качество хорошего спецслужбиста. А эти двое явно были наверняка не просто хорошими, а высококлассными спецслужбистами, иначе не оказались бы рядом с ним. В любом случае, свое раздражение по поводу одуряющей скуки пребывания в гостях у Императорской Службы Безопасности пилот предпочитал держать при себе и на сопровождающих не срывать.

За прошедшие две недели Лэнсер успел освидетельствовать на предмет нечеловеческого происхождения несколько человек, по тем или иным причинам оказавшихся вовлеченными в историю с самолетом. Ни одного инсэнта среди этих людей не оказалось. Исключение составлял подполковник Каллантайн, но проку от покойника не было никакого.

– Был бы ты жив, скотина, я б тебе мозги наизнанку вывернул, – процедил Лэнсер, разглядывая труп, и только минут пять спустя, сообразил, что, пожалуй, и, правда – любого живого инсэнта он мог вы заставить выдать всю имеющуюся у того информацию. Что четыре года совместной жизни с принцессой инсэнтов даром не прошли он знал и раньше, а вот последствия пребывания в течение еще трех с лишним лет "в гостях" у Матери инсэнтов Иеро иногда сильно озадачивали. Впрочем, исбэшникам знать, что именно он вспомнил относительно "лишних" трех лет, валяясь в их медик-части, совершенно необязательно. А то они его самого на опыты пустят с дорогой душой. И будут правы. Обрывочные и неполные воспоминания многое объясняли, но многое и запутывали еще больше. Оставалось только задаться классическим вопросом «Почему я?».

Действительно, почему из огромного количества проживающих на Земле людей Матери инсэнтов понадобился именно он? Потому что когда-то он был женат на ее ныне покойной дочери, и та успела в его голове здорово поковыряться? Может быть, конечно, и так, черт их разберет с их ментально-астральными заморочками, этих галактических тараканов. Ну ладно, допускаем, что некто Иеро Сегард внезапно стал Матери так дорог, что она озаботилась вытащить его из больших неприятностей. Судя по его внешности после этого – весьма вероятно, что спасла ему жизнь, собрав чуть ли не из кусочков. Уж чего-чего, а привести живое существо к тому виду, который ей требуется или вернуть к любому предыдущему состоянию (если нынешнее оказалось несовместимым с жизнью), эта дама умела. Никто же не виноват, что последние данные о Лэнсере у Матери были устаревшими, еще во время войны записанными?

Но зачем, спрашивается, ей понадобилось повесить на него какие-то дополнительные невнятные таланты? Своих отклонений мало было, можно подумать, чтоб она еще добавляла. Хорошо-хорошо, допустим, что она это проделала в порядке чистого эксперимента (помнил Лэнсер ее эксперименты военных времен, гораздо лучше, чем ему хотелось бы, помнил). Но почему эта почти всемогущая мадам, чтоб ее черти взяли раз и навсегда, не вернула его домой, если уж вообще выпустила из своего обиталища? Какого черта ей понадобилось отправлять его именно сюда? И откуда, в конце концов, здесь-то взялись инсэнты?

Или это все взаимосвязанные вопросы?

Перезагруженный комм соизволил расстаться с ролью блюстителя национальных японских традиций и перейти на общий язык, что пилота весьма порадовало. Появился шанс все-таки дочитать новости культуры. Местная культура, точнее, сам факт наличия большого количества культурных мероприятий разного масштаба, была, пожалуй, единственной материей, Иеро искренне интересовавшей. Хотя бы потому, что по возвращении домой ничего подобного в ближайшие лет сорок, если не случится чуда, ему не светило. Так что следовало пользоваться благами цивилизации, пока есть возможность.

Если б исбэшники только знали, что же на самом деле происходит у него дома – они бы уж точно посчитали его опасным сумасшедшим, за одно только желание туда вернуться. И заперли где-нибудь понадежнее, для его же блага. Правда, все то же самое они могли проделать и безотносительно ситуации в том мире… но об этом Иеро предпочитал лишний раз не думать.

###

Майор ИСБ Аико Амикава переменила положение ног и потянулась. В голографической сфере перед ней текла прямая трансляция из соседней квартиры.

Хлопот с этим подопечным было немного. Вроде бы. Он не пытался, как некоторые, куда-нибудь сбежать. Не злился из-за постоянного надзора. Не грубил, не хамил и не капризничал. Но! Он категорически не шел на контакт. Совсем. Вообще. Никак. Нет-нет, на вопросы об инсэнтах, как и было оговорено, он отвечал. Но стоило задать вопрос, касающийся мира, из которого пилот явился – и все. Иеро становился издевательски немногословным, или нагло переводил разговор на иную тему, а то и прямо заявлял – не желаю говорить об этом. То же самое касалось вопросов о нем самом – кроме самых простых, вроде «предпочитаете чай или кофе?». Информации практически не прибавлялось. Миру присвоили кодовое наименование «Беттенчи», к подопечному намертво приклеилась кличка «пилот» (хотя как и на чем он летает - никто не видел), и на этом дело застопорилось.

О Беттенчи было известно, что там была война с инсэнтами, каковые инсэнты старательно завоевывали тамошнюю Землю на протяжении что-то около 10 лет (или чуть больше) с перерывами, отступлениями, наступлениями, оккупацией и прочими прелестями жизни. О пилоте – что он во всем этом безобразии участвовал, причем участвовал активно. Из записей разговоров Иеро с Бентеном удалось даже вытащить кое-какие подробности, вроде воинского звания и рода войск – но на этом все и закончилось. Психологи заверяли, что это не замкнутость, не депрессия и даже не редкая паскудность характера – а просто скрытность. Пилот никому из окружающих не доверял и за просто так отдавать какую-либо полезную информацию не собирался… Вот и ищи с ним контакт после этого.

Впрочем, Аико мало интересовали стратегические секреты Беттенчи. Ей нужна была информация совершенно другого плана: исключительно о личных пристрастиях и интересах пилота. В чем-то она Иеро даже сочувствовала – он еще не знал, что останется в Эдо. А он останется, причем по доброй воле – потому что так пожелал Император. Осталось только изобрести способ выполнить пожелание Божественного Микадо.

На данный момент пилот сидел на полу и сосредоточенно ломал комм, планомерно совершая все характерные для любого новичка ошибки.

«Хорошая у него растяжка, если ему действительно удобно так сидеть, – автоматически отметила Аико. – Надо будет попробовать узнать – откуда. Все зацепка".

Можно, было, конечно, вмешаться и подсказать подопечному, как именно следует обращаться с комом, но практика показывала, что даже самые необходимые инструкции пилота раздражают, причем раздражают неимоверно, а портить и без того натянутые отношения, по меньшей мере, глупо. Дождавшись, пока Иеро таки добьется от бедной машины того, чего хотел, майор ИСБ Аико Амикава встала из-за монитора, взяла контейнер с продуктами, вышла в коридор и вежливо позвонила в дверь квартиры.

– Ну, открыто же, – раздраженно сообщил пилот, открывая дверь.

– Добрый день, Иеро-сан, – невозмутимо произнесла японка. – Я могу войти?

Пилот изобразил руками приглашающий жест и вернулся обратно в комнату.

– Новостей никаких нет? – поинтересовался он оттуда.

– Увы, нет, – ответила Аико. – Ваша техника как в воду канула.

– А воды у вас тут много, – заключил Иеро. – А что, хорошая идейка – они просто утопят «Дэйту» к чертям собачьим и пока у вас трехголовые рыбы водиться не начнут, вы ничего и не заметите. – Похоже, что у него самого от такой перспективы настроение окончательно испортилось.

Майор остановилась на пороге гостиной. Ей не полагалось допускать таких срывов в настроении подопечного.

– Не такая уж маленькая эта ваша «Дэйта», чтобы ее можно было незаметно перегнать и утопить, – осторожно вступилась за самолет (и за честь родной организации) Аико.

– Двадцать два метра в длину. По вашим масштабам – фигня. Перегнать ее без меня все равно никто не перегонит, а вот волоком оттащить, наверное, могут, – уточнил пилот.

Девушка не стала спорить и принялась расставлять на столе принесенные с собой пиалки и чашки.

– Думаете, дома вас ищут? – Аико решила перевести разговор на что-нибудь не такое безнадежное, про себя выматерив силовиков, которые, черт побери, могли бы, наконец, и отыскать эту двадцатиметровую игрушку.

Настроение у пилота лучше не стало.

– Не думаю. Чего им искать-то, если почти четыре года прошло? Поискали и успокоились.

– Даже жена? – ход был рискованным, даже очень, но узнать-то все равно надо было.

Иеро отвернулся от комма и уставился на сопровождающую с некоторым даже удивлением, как-будто мысль о том, что его может искать его собственная жена никогда даже не забредала ему в голову.

– Жена? – переспросил пилот. – Если бы Клэр пришла фантазия меня искать, она бы меня нашла. И давно была бы уже здесь. Вряд ли вы бы обрадовались ее визиту. Впрочем, Клэр умерла два года назад. Тьфу, то есть, теперь уже шесть лет получается…

Аико мастерски владела своим лицом – как в случае, когда нужно было соблюсти невозмутимое выражение, так и тогда, когда требовалось изобразить подходящую эмоцию. Сейчас на миловидном личике было написано испуганное девичье "ой…"

– Да не переживайте вы, – досадливо сказал подопечный, разбивая повисшую паузу, – это уже давно не трагедия.

Расчет оправдался – желание разрядить неловкую ситуацию все-таки вынудило пилота хотя бы чуточку приоткрыться.

Аико кивнула, улыбнулась и спросила, махнув рукой в сторону комма:

– Так что вас так заинтересовало в сегодняшних новостях?

###

Видан подгрузил типовой генератор движения и начал неторопливо оживлять созданного виртуального человека. Модель пожала плечами, наклонила голову. Юноша прервал работу и немного изменил оттенок пепельно-серых волос – вот теперь в самый раз! Еще пара уточнений, и нового персонажа можно запускать в игру. Несколько десятков сетевых поклонников с нетерпением ждали следующей серии слезоточивой истории из жизни конкурирующих танцевальных групп. И сейчас было самое время побаловать их новым героем… естественно, имеющим прототипа в реальной жизни. Видан хорошо знал, как благоприятно сказываются на его нервах подобные сеансы самотерапии, и потому не стеснялся, реализовывая мечты хотя бы в виртуальности, что только подстегивалось наличием не скупящихся на одобрение поклонников.

Вторым солистом в одной из фантазийных групп был обаятельный альбинос с внешностью, тщательно подогнанной на комме с фотографии Бентена. Теперь туда же включался сероволосый любитель рок-н-ролла – это должно было придать сюжету остроты. Впрочем, закончиться история все равно могла только одним – безоговорочной победой Видана Раэна.

Эта игра была истинной жизнью Видана, его страстью и тайным пороком. Конечно, он не мог называть своих персонажей их истинными именами – игра с участием real person категорически не одобрялась в сети и могла послужить причиной многих неприятностей вплоть до судебного разбирательства. Но можно было исказить имя чуть-чуть, и наслаждаться известным одному тебе тайным смыслом, упиваться властью над виртуальным противником, сочиняя мнимому Бентену кары и неприятности, любовные трагедии и утраты. Ну и конечно во всех случаях полицейский, посмевший так подло пренебречь чарами неотразимого Видана, оказывался повержен и несчастен. Раэну-младшему это доставляло мучительное удовольствие, изрядно отравленное, правда, воспоминаниями о том, что все эти победы над изменником оставались лишь его фантазией. Он надеялся – и боялся одновременно! – что однажды Бентен наткнется на его произведение, и будет страдать, не в силах помешать бывшему любовнику сочинять про себя романтический бред.

Варант это увлечение резко не одобрял. Он считал подобное поведение признаком значительного душевного нездоровья. Заметив на экране статичный кадр из последней созданной Виданом серии, изображавший Бентена в крайне неприглядном виде, блондин закатил глаза и мягко постучал пальцем по лбу.

– К мозгоедам, дорогой. Пока не стало поздно. Маниакальное пристрастие не доводит до добра.

Видан упрямо вздернул подбородок.

– Это мое личное дело!

– По-моему, ты выглядишь не лучшим образом, углубляясь в подобные сублимации у всех на глазах, – устало пожал плечами Варант, – Ты пойми, ты выглядишь просто смешно! Я понимаю, тебе хочется отыграться, но иногда стоит наступить на горло собственной песне…

– Это будет моя лучшая песня!

– Не, – мотнул головой Варант. – Не лучшая. Я бы сказал – лебединая. Дай только слухам просочиться до Сенгоку. Имей в виду, если что – я не с тобой!

###

Бар «Вараби» был словно специально создан для того, чтобы наслаждаться жизнью. Рейке Китано от всей души был готов подтвердить это. После двух недель, проведенных в медик-части, техник отрывался по полной программе – с наслаждением пил пиво, употреблял жирную жареную курятину, курил как паровоз и флиртовал с хорошенькой Кайли, младшей дочкой хозяев бара. За время пребывания в медчасти Рейке осточертела и тишина, и стерильность, и диетическое питание. Да и курить под вытяжкой, нервно озираясь, чтобы не попасть в поле зрения жучков – совсем не то удовольствие. Сигареты в медик-часть протащил Сенгоку, заявившийся специально, чтобы сообщить Рейке о некоторых переменах в его служебном положении. В принципе, причисление в качестве техника к группе «Иронсан» можно было считать за повышение. Во-первых, потому что техник входящий в состав группы ценился выше (и зарплату имел больше), чем техник, работающий на общих задачах. Во-вторых, потому что ни для кого не было секретом, что «Иронсан» – группа, особо любимая Шефом. Через что огребающая через равные промежутки времени то удвоенное количество всяких приятностей, то утроенное – работы и сопряженного с ней беспокойства. Ну, и, в-третьих – ни с кем из этой троицы Рейке не ссорился ни разу за все время работы в Особом отделе, а их (а теперь и его, Рейке) начальник, Джайк, так и вовсе был отличным мужиком. Собственно, можно было даже не сомневаться, что именно стараниями нового начальника медики так ни разу и не застукали Рейке с сигаретой.

К слову сказать, Китано несколько опасался получить от Сенгоку по мозгам за историю с влюбленными в Бентена недоумками, но тот только ржал, как конь. А отсмеявшись, посоветовал Рейке в следующий раз наладить недоумков к самому Бентену. Тот-де вполне готов сам кому хочешь популярно объяснить, куда пойти и почем кому отдаться.

Словом, жизнь была прекрасна. Даже любимая сестрица, которой Рейке отзвонился сразу после освобождения от медиков, обошлась в этот раз без нотаций и вообще была на диво мила и заботлива. Скорее всего, заботливость ее была спровоцирована теми же медиками, которые, как сообщил все тот же вездесущий Сенгоку, вызывали Саи, чтобы проверить, не является ли склонность Рейке к внезапным обморокам следствием какой-нибудь наследственной болячки.

Обглодав куриную ножку, техник аккуратно сложил кости на тарелку, вытер жирные пальцы салфеткой и только было всерьез задумался, а не заказать ли ему еще чего-нибудь вредного для здоровья и полезного для души, как запищал комм. Хорошо хоть, что, судя по рингтону, беспокоили не по работе. Там анонимайзерами не злоупотребляли.

– Ну? – недружелюбно спросил Рейке, откидываясь на спинку стула.

Звонил Варант. Которому вот прямо сейчас приспичило что-то узнать.

– Куда ты пропал? Две недели тебя не видно, не слышно…

Рейке взял со стола зубочистку, задумчиво покрутил ее в пальцах, воткнул в щель на столешнице, пережидая небольшой словесный потоп на тему того, как же Варанту эти две недели не хватало ценной информации, и какое скотство со стороны Рейке было вот так, без предупреждения, исчезнуть.

Отношение к этому обаятельному разгильдяю у Рейке было сложное. С одной стороны, его бесконечная самоуверенность, конечно, раздражала. С другой – к Варанту, казалось, невозможно было не испытывать симпатии, настолько он был позитивен и долброжелателен.

Даже в своих глупостях.

«Во, обнаглел. Или перед приятелем выпендривается?» – подумал Рейке, а вслух сообщил: – Если ты все еще кипешишь по поводу Бентена – так я тебе все сказал уже. Отвяжись от него и не мешай человеку работать.

В наушнике забормотали что-то про подробности.

– Слушай, Варант. Я сейчас сижу в «Вараби». И двигаться с места не собираюсь. В ближайшие часа два уж точно. Если тебе вот так сильно приперло – можешь доехать сюда. Хотя я тебе от души советую забыть все как страшный сон и отвалить. Не представляю, что нового я могу тебе поведать.

Кайли остановилась рядом со столиком, ловко поменяла пепельницу, прихватила со стола тарелку с костями и выжидательно посмотрела на клиента.

– Принеси пока еще пива, а потом я подумаю, ладно? – попросил Рейке.

– Ты лопнешь, – притворно ужаснулась девушка. – Хочешь блинчиков? Со сливочным соусом? Сегодня бабушка готовила?

Бабушка в этом семействе готовила редко, зато так, что облизать можно было не только пальчики, но и локти. И, надо сказать, далеко не всем гостям бара предлагалось отведать ее кулинарных изысков.

– Давай! – согласился техник.

– Заказ принят, сэр, – дурашливо отрапортовала Кайли, и, подмигнув напоследок, удалилась.

Варант на том конце канала связи терпеливо дожидался, пока Рейке вернется к разговору.

– Значит, в «Вараби»? – переспросил он, уже понимая, что вот сейчас придется тащиться туда через весь город, да еще тащить с собой Видана. Но другого способа вдолбить в дурную голову танцовщика простейший факт отсутствия у Бентена на данный момент романа как-то не появлялось. Аргументы у Видана были железобетонные – если предмет воздыханий уже две недели как свободен, то почему ни Видану, ни Варанту он так и не позвонил? Больший идиотизм трудно было представить, но, честно говоря, Варанту просто было жаль Раэна-старшего – тот вконец одурел от растянутой во времени перманентной видановской истерики. Про себя ушлый блондин давно решил, что Раэну-младшему Бентена не видать никогда – тот с большим трудом переносил идиотов. Впрочем, тем лучше было для самого Варанта.

– Ага, в «Вараби». Если, конечно, ты еще помнишь дорогу. – Ждать ответа Рейке не стал и просто отключил комм.

###

У каждого человека где-то есть дом. Когда люди взрослеют, они уходят из родных гнезд, и рано или поздно образуют новые, но где-то есть он, тот, где прошло детство.

То, что Бентен называл своим детством, прошло в центре Катуги, среди раскрашенных деревянных статуэток, рокота барабанчиков и умопомрачительных запахов "Вараби". Кентер была деловой женщиной, и конечно не могла обременять себя в довольно сложный период своей жизни беспомощным, мало что понимающим в происходящем вокруг созданием. Тетушка Джани, необычно худенькая для своего рода занятий, но искупающая этот недостаток гигантским ростом негритянка, держащая в своих руках все разнообразное хозяйство бара, только руками всплеснула в ответ на просьбу.

– Мне нужен год, Джани, – Кентер посмотрела в окно на играющих во дворе детей, гонявшихся за улизнувшей из загона курицей, и отпила еще немного вкусного домашнего пива. – Год, чтобы уладить свои дела… может быть, чтобы подыскать себе менее хлопотное занятие. Я прошу тебя присмотреть за мальчиком.

Тетушка посмотрела на бледненькое, безразличное ко всему окружающему существо, сидящее в глубине комнаты на мягкой тахте и вертящее в руках детскую логическую игрушку.

– Он кажется довольно… странным.

– Считай его ребенком, Джани.

– Он… слабоумный?

Кентер поморщилась.

– Нет. Скорее, неприспособленный к жизни. Но он быстро учится, тебе не придется повторять дважды.

– Надеюсь, что так, – тетушка долила в обе кружки еще пива из кувшина. – Кентер, ты здесь полноправная хозяйка, тебе решать. Скажи мне только, с этим мальчиком ко мне не придет много чужих неприятностей?

Победные вопли детей и суматошное хлопанье крыльев неопровержимо свидетельствовали, что беглянка поймана и будет водворена обратно в загон.

Кентер потерла пальцами старый шрам на ладони.

– Не могу я ничего сказать с уверенностью, Джани. Но я уже предупредила нужных людей о том, чтобы они присматривали за вами всеми на всякий случай.

– Обнадежила, нечего сказать! – тетушка широко улыбнулась и подняла кружку, салютуя ею женщине. – Ладно, за успех твоих дел. А я уж помогу, чем смогу. Как его хотя бы звать, твое приобретение?

– Бентен, – усмехнулась женщина.

Джани засмеялась, запрокидывая голову и хлопая себя розовыми ладонями по коленям.

– Ох… ну, и правда, Красивая Девушка. Только волосы подлинней отрастить надо.

(Примечание: имя японской богини Бентен=Бендзайтен употребляется как нарицательное в значении "красивая девушка")

###

Кането закрыл за собой ворота и остановился, щурясь от ярких солнечных лучей. Посреди двора стоял огромный закрытый бассейн из стеклопластика, полный длинных нитевидных водорослей. На крышке бассейна сидел молодой темнокожий парень и копался в системе фильтров.

Беловолосый подошел к вмонтированную в боковую стенку крану, снял с крючка кружку и нажал на рычаг. Что-то булькнуло, зашипело, и из позеленевшего медного наконечника полилась вода.

– Эй! Хорош баловать! – парень свесился с края бассейна, его круглое лоснящееся от пота лицо было уморительно-сердитым.

– Хочешь, чтобы я умер от жажды? – насмешливо осведомился Бентен и с наслаждением поднес кружку к губам. Фильтры работали как слабенький кулер, так что на малых оборотах можно было получить довольно холодную струю чистой питьевой воды.

Парень кубарем скатился по шатким ступенькам и сгреб юношу в охапку.

– Суда, мерзавец! – Кането кое-как вырвался из объятий, отряхивая мокрую куртку, – Почему бы тебе не обращаться со мной побережнее, ты, горилла!

– Ах, прости, малышка! – без тени раскаяния в голосе отмахнулся парень, сияя ослепительной белозубой улыбкой. – Мы тут люди темные, к цивилизованным манерам не привыкли.

Они снова обнялись. Бентен вручил Суде пустую кружку и снял куртку – во дворе от обилия тепловых накопителей было ужасно жарко.

– Поломка? – полицейский кивнул на бассейн и огляделся в поисках подходящего крючка для промокшей одежды.

– А не знаю! – Суда прицепил кружку на место. – Греется, зараза, а в чем дело – непонятно. Ашия забраковала всю последнюю партию пива, ни кружки в продажу не пустила. Говорит – вода не та стала. А ты мать знаешь – она Ашии слова поперек не скажет, все три бочки на пирожки спустила, от мелочевки в кляре все уже офонареть успели… впрочем, ты-то это дело любишь, будь готов унести с собой сухим пайком…

– Джани дома? – Бентен с трудом вставил свой вопрос в оживленную болтовню Суды.

– За стойкой торчит самолично… бдит! Там явился этот твой дружок, по которому Кайли сохнет, вот она и присматривается! Ну и заодно чтобы Кай побольше делом занималась, а не языком трепетала.

Кането засмеялся, хотя перспектива встретить сейчас кого угодно из знакомых его совершенно не радовала. Оставалось надеяться, что хохотушка Кайли положила глаз не на Сенгоку.

Суда практически втолкнул гостя в прохладную темноту коридора и поволок в направлении кухни.

###

Варант явился не один.

– Это что за моль бледная? – спросил Рейке в пространство, после чего соизволил обратиться к побледневшему от злости Видану: – Это тебя, что ли, бентеновский подопечный размазал по танцполу в клубе?

Варант молча придвинул себе стул. После такого начала можно было ожидать долгих и продолжительных дебатов о несомненной и непререкаемой «звездности» великолепного Видана Раэна.

– Да ты не тушуйся, с кем не бывает. В другой раз не будешь лезть.

Варант не выдержал и вмешался, понимая, что иначе заткнуть потом оскорбленного артиста будет просто невозможно.

– Может, ты скажешь все-таки, кто же такой этот самый подопечный?

Рейке фыркнул и залпом допил пиво.

– Ты же вроде не идиот, должен понимать… Может, тебе еще его имя с фамилией сказать? А заодно ИД в базе? Или поведать, почему его Бентен охраняет? Мне, по-твоему, работа совсем не дорога? И собственная голова заодно?

Видан, наконец, опомнился. И даже, для разнообразия, сказал нечто умное:

– Ну, так, если это была работа, так она же окончена? Бентен больше его не охраняет? Или ты просто врешь?

Рейке покосился куда-то в сторону стойки, пожал плечами, обозрел Видана с головы до пяток и изрек:

– Грубить старшим нехорошо. А вообще, ребята, я бы на вашем месте давно успокоился. И не лез, куда не надо. От души ведь советую.

Рядом со столиком материализовалась Кайли, уже без передника и подноса.

Рейке намек понял правильно, еще раз кинул взгляд за спины Видану с Варантом и встал.

– В общем, ребята, я предупредил. Всякие там интимности Шеф фильтрует, а вот ежели вы всерьез в дела Особого отдела лезть будете – так добром это не кончится.

С чем, взяв внучку Бабушки Ашии под руку, и удалился, намереваясь приятно прогуляться с девушкой по окрестностям.

Истерика разразилась после его ухода. Варант заказал себе пива и подождал, пока Видан закончит бушевать.

– Можешь хоть с ума сойти, а этот парень действительно работает в Киберполиции. Вместе с Бентеном. И знает, что говорит.

– Да? И что, так хорошо знает, что даже не может сказать, как этого урода зовут?!

Ответ пришел совершенно не оттуда, откуда Видан его ждал.

– Предупреждаю, – крайне холодно процедил Бентен, возникая рядом с опустевшим стулом Рейке, – если я еще раз узнаю о вашем неуместном любопытстве, я приложу все усилия для обеспечения вас обоих неприятностями. Вплоть до ареста. Мэйсон будет просто счастлив снова вытаскивать тебя из следственного изолятора, а, Видан?

Глава 3

Благородная госпожа Норико была крайне огорчена, но и заинтригована одновременно.

Поездка к приятельнице, жене сенатора, Сайдзе Семисеби, как и ожидалось, ничего не дала. Кукла, которую по-прежнему звали Мэрилл, оставалась куклой и находилась там, где должна была находиться – сопровождала Тенори в Университет. Собственно, Норико столкнулась с ними у гаража – сын сенатора что-то увлеченно рассказывал своей игрушке, кукла отвечала – все в соответствии с программой.

– Тебе не кажется странным, что Тенори до сих пор возится с этим уродцем? – спросила Норико-химе за чаем.

Подруга махнула рукой, мол, какая ерунда.

– Пусть возится… Своенравный, весь в отца. Еще в восемь лет закатывал такие скандалы при попытке убрать куда-нибудь это изваяние, что проще было оставить все как есть. Изготовление новой модели после той ужасной катастрофы вылилось в немалые деньги! Зато малыш ничего не заметил…

16-тилетний «малыш» Тенори уже был на голову выше любящей матери, стремительно превращаясь из подростка в юношу.

– Не заметил? – Норико непритворно удивилась. – Раньше этот киборг был куда… непривлекательнее.

Сайдзе позвонила, вызывая прислугу.

– Это была моя инициатива. Мне надоело бродящее по дому привидение из кошмара! А Тенори тогда было все равно, как кукла будет выглядеть.

То, что эту историю Норико уже слышала несколько лет назад, из головы сенаторской жены словно испарилось.

Вариантов больше не было – придется ехать к Батшону. Это было… неприятно и опасно. Неприятно – потому что Норико прекрасно отдавала себе отчет в том, как она зависима от основателя Криэйче. Не в меньшей степени, чем он от нее. А опасно – потому что муж, взбреди ему некстати в голову поинтересоваться, как проводит время его супруга, может задать массу лишних вопросов. Даже хуже. Он не снизойдет до того, чтобы спросить Норико. Он просто прикажет выяснить, зачем она ездила в Криэйче – и ИСБ выяснит.

Наверное, в прошлой жизни Норико отягчила свою карму чем-то неподобающим. И теперь история нынешнего ее воплощения ходила по кругу. Иширо не любил ее точно так же, как раньше не любил Токиро. Да, она все-таки вышла замуж за принца, но счастливой от этого не стала. И для одного, и для второго, сама Норико была чем-то вроде куклы. И если Токиро был теперь вне досягаемости, то отомстить живому Иширо можно было и за двоих. Древнюю мудрость, гласящую, что от любви до ненависти один шаг, представители рода, почти столь же древнего, как эта поговорка, могли бы и не забывать.

###

– Сэр, срочный вызов из Криэйче Инкорпорейтед. Господин Батшон.

– Соедини, Ран…

Гении редки. К счастью для остального человечества. Каждая значимая необыкновенная новинка, прежде чем найти свое место в обычной жизни, проходит через тяжелый период неприятия, преувеличенного восторга, сопротивления, сомнений – и иногда так и остается секретной. А уж если открытие затрагивает устоявшиеся моральные нормы, то вмешательство властей с целью урегулирования возможных проблем становится неизбежным. Еще несколько столетий назад отбушевали войны за права носителей имплантов и киборгизированных людей, международная комиссия озвучила все запреты и границы вмешательства в человеческую природу, но когда основатель корпорации "Криэйче" Роберт Элия Батшон обнародовал свою теорию создания живых кукол – скандал разразился с новой силой. Клонирование человека давно не было проблемой, но после многократных юридических казусов и громких преступлений преследовалось повсеместно. "Криэйче" в скандалах не участвовала, десятилетиями мирно занимая ведущие позиции в области биоимплантации, протезирования и генетических модификаций, и вдруг – биороботы на белковой основе. В 2756 году компания выиграла судебный процесс, доказав, что создаваемые ей конструкты не являются мутировавшими людьми и вообще не обладают разумом в человеческом смысле этого слова. Тем не менее, Император запретил создание неразумных роботов из человеческих клеток, позволив, однако, продолжить опыты по воссозданию процессов развития человеческого эмбриона на искусственном материале. Результатом этих опытов стало появление “живых кукол” – полностью искусственных биоконструктов со способностью к мышлению на уровне компьютера.

Ввиду официального запрета на клонирование людей, отдельные ученые по особым заказам шли на создание конструктов из человеческих клеток, не затрагивая функций мозга или нарушая их в минимальной степени. Астрономические суммы, предлагаемые за подобные манипуляции с генным материалом, превозмогали даже тот факт, что за это полагается одно из самых строгих наказаний – пожизненное заключение в колонии строгого режима. Если подобный факт вскрывается, то биоконструкт теоретически должен был быть освидетельствован на предмет своей полной умственной и психической вменяемости и перейти под контроль особой службы, получив при этом все гражданские права. На практике же такой андроид всегда заказывался с определенными целями и чаще всего – как клон погибшего близкого человека или сексуальный партнер с заданными качествами, а потому в их уже сложившуюся жизнь редко вмешивались.

Старик на экране поклонился и с трудом выпрямился. Роберт Элия Батшон был очень стар, и категорически отказывался что-либо меня в этом положении вещей – даже при помощи сказочных возможностей собственных разработок.

– Норико-химе только что покинула мой кабинет, Ваше Высочество. Я сообщил ей то, о чем мы с вами договаривались.

Иширо кивнул, мысленно перебирая события трехлетней давности.

###

Тогда, три года назад, все началось с того, что Иширо получил непривычно короткое текстовое сообщение от Сэйто. "Зайди, пожалуйста". И все, ни объяснений, ни даже традиционного приветствия. Это не говоря уже о том, что обычно шеф медицинской службы предпочитал личное общение, а не записки на комм. А все, что выходило за рамки традиций, в исполнении консервативного Сэйто Кикотея выглядело настораживающим.

Встревоженный Иширо оказался у брата в кабинете в рекордно короткое время – он почти бежал по коридорам административного здания. Адъютант начальника медик-части выглядела спокойной – впрочем, по Джоанне никогда нельзя было судить о происходящем за дверями кабинета.

От сигаретного дыма казалось, что в помещении стоит легкий туман – Иширо бросил короткий взгляд на полную пепельницу и перевел глаза на высокого сутулого человека у окна. Нет, что Сэйто курит новостью не являлось, но половина пачки за раз? Полковник медицинской службы обернулся, кивнул младшему брату и нервно зашагал по комнате, тяжело опираясь на трость. От этого зрелища Иширо стало окончательно не по себе.

– Что случилось?

– Садись, – Сэйто махнул рукой в сторону кресла перед экраном комма. – И смотри сам.

На экране, в привычных схематических изображениях, разворачивался кусок генетического кода.

– И что это? – осторожно спросил Иширо.

– Привет с небес… – Сэйто запнулся, сделал последнюю затяжку и вдавил окурок в дно пепельницы. – По предварительным данным, это наш близкий родственник.

– Насколько близкий?

– Сын или скорее полуклон Токиро.

– Полуклон?! Конструкт?! – Иширо будто выкинуло из кресла.

– Увы, – Сэйто потер висок, брезгливо понюхал свои пальцы, державшие сигарету и торопливо отвел руку от лица. – Этот подарок нам преподнесли вчера люди Рейсано. Он там что-то натворил по их части… ну ты сам знаешь, что определенный контингент нарушителей закона непременно проходит через наш отдел идентификации. В общеимперской базе данных его не оказалось, и оператор заказал сравнительный генетический анализ. Поверь, ему икнулось уже на предварительном этапе проверки. Я забрал это дело к себе, хотя мне пришлось слегка повздорить с Рейсано и некрасиво надавить на Хисакатту…

Иширо поморщился, представив неудовольствие генерала ИСБ, когда Сэйто нарушил негласные правила игры и настоял на своем. Это был вечный и неизбежный для их организации конфликт между военной субординацией и светским статусом. В ИСБ служило слишком много тех, ради кого она существовала. Обычно этот вопрос всегда разрешался в пользу субординации, члены императорской семьи не имели привилегий по службе, и это считалось правильным и естественным положением дел. Но когда раз в десятилетие интересы рода требовали нарушения идиллического послушания старшему по званию, обе стороны ощущали тягостную неловкость. К счастью для организации, единственным лицом, страдающим в результате подобного положения дел, был генерал Хисакатта – только у него в подчинении находились императорские родственники, имевшие право ему возражать в эксклюзивных случаях. А сегодняшний случай был совершенно эксклюзивным.

– Где сейчас этот конструкт?

– Здесь, – Сэйто махнул тростью куда-то в пространство. – У меня в боксе прохлаждается. Не в этом дело…

– А есть что-то еще? – в голосе Иширо вдруг прорезалось отчаянное веселье. Наличие в природе конструкта императорских кровей уже было достаточно большой проблемой. Любые довески к ней казались излишними. А ведь само собой очевидно, что это лишь вершина айсберга…

– …А в том, что родителей у этого ребенка, не считая, конечно, того инженера, который его непосредственно создал, двое. Это Токиро, как я уже сказал, и Норико-химе.

Никто никогда не мог бы предположить, что высокорожденный и безупречно воспитанный принц Иширо может выражать свои эмоции такими краткими и емкими словечками из лексикона обитателей нижних уровней.

Впрочем, Сэйто даже не поморщился, признавая за младшим братом все основания для подобного поступка

– Именно так, – подтвердил он. – И ты на ней женат. Кто же мог знать...

Иширо обжег его мгновенным яростным взглядом, словно собираясь напомнить, что супругу он не выбирал, но воспитание взяло верх.

Кто мог знать о создании абсолютно любого конструкта, братьям было прекрасно известно.

– Коуши сейчас потрошит Батшона, – сообщил Сэйто задумчиво. – Работа настолько тонкая, что нелегальным умельцам не под силу.

– Я ее задушу, – задумчиво сообщил в пространство младший.

– Забудь. Это решит семья. Вполне возможно, что Минамору будет претендовать на первенство в этой области.

– Не в этом случае, – процедил Иширо, доставая сигареты.

– Именно в этом случае. В конце концов, это его внук. И надо еще решить, что делать с мальчиком.

– О Боги... что он из себя представляет? – Иширо щелкнул зажигалкой и нервно затянулся

Сэйто отставил трость и снова пробежался пальцами по клавишам.

– Любуйся. Внешне без отклонений, здоров, совершенно стерилен, правда, но это только к лучшему...

Младшего передернуло.

– Поразительное сходство... И, однако, это уже не мальчик.

– Ему лет семь, не больше. По умственному развитию больше, по эмоциональному... эльфийские крови, да еще конструкт. Короче, в эмоциональной сфере он отстает. Насколько я вытряс из силовиков – на нижних уровнях успел себя зарекомендовать до статуса легенды местного масштаба.

– Нижние уровни… Мы никогда в жизни не отследим всех возможных фигурантов в этой истории!

– А все нас и не интересуют… а вот с авторами я побеседую с удовольствием.

Необходимость избегать вечерней встречи с супругой отпала сама собой – когда далеко за полночь Иширо вернулся домой, Норико давно спала. К этому времени принц знал если не всю роль бывшей любовницы Наследника в судьбе беловолосого конструкта, то по крайней мере начало этой парадоксальной и унизительной для ИСБ ситуации. Псевдокукла столько времени находилась у них прямо под носом, во дворце – и никому даже в голову не пришло, что страховидный подарок Норико на деле окажется таким неприятным сюрпризом. Роберт Батшон не стал отпираться, разъяснив последние детали с одновременным существованием живого мальчика и куклы в доме сенатора Семисеби, и вопросов в этом деле не осталось довольно быстро.

Кроме одного – что теперь делать с этим созданием?

Чтобы решить этот, последний вопрос, пришлось приложить массу усилий – но он был решен, наилучшим возможным для ребенка-конструкта образом, хотя и крайне неудобным для семьи. Блистательная Норико спохватилась слишком поздно и только благодаря случайной встрече. Что же. Тем хуже для нее.

###

Материалы, поступившие от Аико, в этот раз давали аналитикам и психологам чуть больше пространства для работы, чем обычно. Неизвестно, к каким ухищрениям девушке пришлось прибегнуть, добывая эти крохи информации о личностных особенностях иномирного гостя, и сам по себе этот факт уже не радовал. Похоже, что как личность пилот мог оказаться малоприятным человеком.

– С одной стороны, – Сэйто задумчиво прошелся по кабинету, небрежно помахивая щегольской тростью, – понятно, что он нам необходим. Другого специалиста по этой инопланетной расе у нас пока нет.

Человек в серой форме без знаков различия, сидевший в кресле перед монитором, кивнул. Его длинные черные волосы при этом движении рассыпались из импровизированного узла, довольно небрежно заколотого карандашом, и блестящей тяжелой массой стекли ему на колени.

– В твоем тоне слышится некое "но", – отметил мужчина, принимаясь собирать непослушную шевелюру обратно в закрученный узел и не отводя глаз от голо-сферы, в которой можно было разглядеть застывший у панорамного окна силуэт.

– И оно есть. Разреши-ка… – Сэйто отвел его руки и довольно ловко закрепил черные пряди двумя палочками для еды. – Господин Сегард даже мысли не допускает о том, чтобы здесь остаться. Он почти не пытается освоиться, не заводит знакомств, не идет на контакт с сопровождающими. Практически никуда не выходит – за две-то недели – и ко всему относится, как к чему-то временному. Он просто ждет, когда сможет вернуться домой. Он не знает, почему он здесь. Именно не знает, а не скрывает. Хотя скрытен сверх всякой меры, данных все еще недостаточно не то, что для долговременного прогноза его поведения, но даже для сколько-нибудь достоверного психологического портрета.

Наблюдатель кивнул еще раз.

– Даже если он обучит сотрудников научно-исследовательского корпуса – в чем я сомневаюсь, потому что, со всей очевидностью, он не имеет отношения к науке, а предмет освоил только на практике – он все равно должен остаться.

Сэйто усмехнулся.

– Почему?

– Потому что моя интуиция подсказывает, что попал он к нам не зря и не случайно.

– А твоей интуиции подсказывают факты, – подытожил Сэйто. – Особенно один – если эти… инсэнты сразу же попытались на него напасть – значит, они-то знают, зачем он здесь. И им это не нравится.

– И они тоже не говорят, – заметил наблюдатель.

– Естественно. Они вообще не говорят. Точнее, тот, что пребывает в добром здравии, не говорит. А при виде нашего гостя впадает в ступор или начинает биться в истерике.

Наблюдатель продолжал смотреть на сферу. Человек в глубине изображения отошел от окна, сел на пол и потянулся за пультом голо-V.

– Чем он обычно занимается, кроме того, что я уже видел?

– Дуреет от скуки, со всей очевидностью, – с досадой проговорил Сэйто. – В последнюю неделю начал убивать время тренировками, спортивными или танцевальными. Естественно, предложение заниматься в зале и с тренером вежливо отклонил.

– Естественно?

– Для него – естественно. Он отказывается почти все время, его сопровождающие понемногу впадают в уныние. Такое впечатление, что нашего гостя ничего не интересует. Кроме одного: где его самолет. Напоминает влюбленного… или наркомана. Хотели познакомить его с виртуальной сетью…

– Почему не познакомили?

– Потому что возникли подозрения, что он может пополнить ряды виртуаломанов. После доклада технической части об исследовании брони нашего гостя, пришли к выводу, что пропавший самолет имеет сенсорное полувиртуальное управление. Решили не рисковать.

Длинноволосый мужчина размотал с запястья длинную нитку янтаря и принялся перебирать бусины, словно четки.

– Говорить с инсэнтом он пробовал?

– Нет. – Сэйто наполнил две маленькие чашечки горячим саке и протянул одну мужчине, – Ими он тоже не интересуется. Хотя некоторые высказывания господина Сегарда, особенно произнесенные в сердцах, наводят на мысль, что он бы мог добиться существенных результатов.

– Интересно, почему не хочет? Скрывает что-то?

Сэйто опустился на привычное место за своим столом, прислонил трость к креслу и потянулся за сигаретами.

– Вряд ли… Все это очень напоминает поведение людей после имплантации кибер-протезов. Большинство из них не сразу понимают, что они могут, скажем не только снова ходить при помощи протезов суставов, но и бегать в полтора раза быстрее, чем раньше. Им это просто не сразу приходит в голову.

Наблюдатель задумчиво дернул себя за мочку заостренного уха. Некоторые факты о госте он знал не хуже Сэйто. А то и лучше. В конце концов, вот уже почти месяц наблюдение за похождениями Иеро Сегарда по городу Эдо было любимым вечерним развлечением. Любопытство не давало наблюдателю покоя, а гость, как назло, демонстрировал полное нежелание развивать сюжет этого своеобразного сериала.

– То есть… Он сам не знает, что может в этой области, а что нет? – кажется, вместо того, чтобы вызвать опасения, эта идея наблюдателя воодушевила.

– Не совсем. Он осведомлен, что он может в этой области. Но привычки пользоваться своими возможностями не имеет. Это хорошо заметно на примере порталов: он привык их видеть – и, попав на место аварии, оглядел окрестности и увидел. Он привык видеть инсэнтов, и, возможно, как-то защищаться от них – и он это делает не задумываясь. А вот к некоторым другим возможностям не привык. И не использует. В результате чего мы даже не знаем, что же это за способности такие, потому что рассказывать о них нам они даже и не собирается.

– Так пусть попробует! – наблюдатель одним нажатием сенсора убрал голо-сферу. – Если сам не додумался, так пусть кто-нибудь подкинет ему эту идею. А то, того и гляди, он просто в спячку впадет, в ожидании своего самолета!

###

Ждать и догонять, как известно, самое паршивое дело. И ждать неизвестно чего Лэнсеру осточертело. Собственная беспомощность бесила – в деле поиска "Дэйты" приходилось целиком и полностью полагаться на людей, которым Иеро ни на грош не верил. Ему уже не раз приходила в голову мысль, что самолет они давным-давно нашли, а его тут держат в качестве объекта исследований и отпускать вообще не собираются. Впрочем, он сам осознавал, что объект исследований из него никудышный – просто потому, что он ничего не делает и наблюдать за ним, пытаясь узнать что-то новое, совершенно бессмысленно.

– Новостей по-прежнему нет, – сообщил Юмино. – Может, вам у них самих спросить?

Лэнсер махнул рукой, отворачиваясь от окна и уже привычно садясь на пол.

– У кого? У мертвого Каллантайна или у этой коматозной мадам?

– Есть же еще один, – напомнил сопровождающий. – Вы сказали, что Каллантайну мозги бы на изнанку вывернули, будь он жив. А этот чем хуже?

Лэнсер задумался. А действительно, чем хуже оставшийся в живых инсэнт? Ответ нашелся не сразу, но нашелся.

– Этот? Этот рядовой. Он послушный, если ему старший приказал не говорить – так ничего от него теперь не добьешься. А если старшие сказали забыть – значит, он вообще не вспомнит.

Некстати вспомнилось недоумение Клэр по поводу того, что с человеком такой трюк не проходит. Впрочем, управлять людьми она почти не пыталась, объясняя это полной нецелесообразностью и слабой предсказуемостью результата.

Вспомнив жену и ее манеру находить мужа за сотню километров от дома и сообщать о визите гостей – и все это не вставая из кресла в гостиной, Лэнсер мысленно обозвал себя идиотом. Полным, развесистым идиотом. Это же очевидно, очевиднее некуда. Забавно, почему же он раньше не задал себе естественный вопрос – а, собственно, зачем он инсэнтам сдался? Этим, местным? Очевидно, что о его появлении они узнали едва ли не моментально. И, судя по их действиям, радости от этого не испытывали. Что тоже понять можно – если они тут давно прижились, да еще в трансформированном человекообразном виде, значит обратно в муравейник к маме им не хочется. Значит, по их мнению, он, Лэнсер, может поспособствовать их "развоплощению" и депортации к этой самой матери. Мелькнувшую мысль о том, что, возможно, именно за этим его сюда и закинули, пилот придавил безжалостно и жестоко. Как и некстати выплывшие воспоминания о том, что инсэнтская "верхушка" в лице маменьки с дочуркой пыталась с ним сделать еще во время войны. И не факт, что неудачно пыталась.

Ведь просто же. Элементарно. И почему, спрашивается, в голову раньше не пришло? Правильно, потому что голова пустая, да, к тому же, ушибленная.

Юмино молчал, давая подопечному время поразмыслить.

– С другой стороны, – медленно проговорил пилот. – Если старший погиб, то и приказать этому оставшемуся было некому. Та, которая в коме, не могла этого успеть… Хотя мог успеть Каллантайн до того, как застрелился.

– Попробовать никто не мешает, – пожал плечами сопровождающий. – Нет – так нет, но вдруг что-то получится?


Вернуться