Вернуться

Замечательный рассказ от нового автора. Встречайте - bustshery




ПРОЩАЛАСЬ КАПЛЯ С МОРЕМ…

Орели не могла поверить этому: тень самолета бежала по песку, а под этими песками, дышащими жаром, был Эдо… Ей казалось, что это вовсе не она сидит, прижавшись носом к иллюминатору. Столько лет ожидания. Столько лет она сидела в огромных, похожих на заводские цеха помещениях архивов и библиотек и читала, читала об Эдо. Ей уже стало казаться, что Эдо просто слово написанное на бумаге, выдумка, ничто. У нее были все шансы пополнить ряды эдоведов, не разу не видевших развалин Эдо, но из года в год строчащих монографию за монографией о городе, две тысячи лет назад погибшем в войне людей с инсентами. И вот, счастливая судьба… Кто бы мог подумать, что этот грант достанется именно ей? Она все увидит, все пощупает своими руками. В предвкушении Орели даже потерла ладони.

Она вновь прильнула к иллюминатору. Самолет качнуло, он слегка лег на левое крыло и стал снижаться, описывая полукруг. Она откинулась на спинку сидения. Надо успокоиться. Нельзя же все время наступать на одни и те же грабли. Она завернула рукав, посмотрела на браслет, туго обхватывающий запястье. Украшение светилось красным светом. Орели досадливо поморщилась.

Стала разглядывать попутчиков. Она с детства умела сама занимать себя: сказывалось детство в приюте. Она ни на кого не рассчитывала и ни в ком не нуждалась.

Чтобы отвлечься, она погрузилась в воспоминания. Орели родилась на Манхэттене.

Жизнь в приюте была проста и беспросветна. Поесть досыта, поспать вдоволь, избить, чтобы не избили тебя, вот и все. Все изменилось однажды в одночасье, когда в учебнике по истории она прочла: «Эдо - мегаполис на месте Токио, главный город Японской Империи 2810 года. В Эдо расположено официальное правительство и Императорская официальная резиденция…» Она много думала об Эдо. Шепотом и про себя произносила эти три буквы. Ей казалось, что в этом городе, наверное, жили очень счастливые люди.

К тому времени Эдо вот уже пятнадцать лет как был обнаружен в песках на глубине нескольких километров. В безлюдной безвестной пустыне появились шахты, начались раскопки, систематизация артефактов, писались книги и защищались диссертации. Орели могла бы пойти по той же дорожке, что и ее «коллеги» по приюту: стать звеном цепочки наркотраффика, вытирать липкие столы в придорожных забегаловках или ночи напролет крутиться в чем мать родила вокруг никелированного столба пока не подадут в отставку распухшие ноги в клубах низкого пошиба. Или еще что похуже. Орели работала на четырех работах, но сумела закончить археологический факультет. И вот теперь…

Жизнь была прекрасна. Если бы только не этот браслет… Она носила его уже почти десять лет, но никак не могла привыкнуть.

Родители Орели были осуждены на смертную казнь. И она сама чуть не пошла по той же дорожке. По закону люди имеют право испытывать чувства: боль, злобу, ненависть, радость. Но не любовь к кому-то или чему-то.

Не симпатию. Любое проявление именно этих чувств влечет за собой суровое наказание. Такие вещи нарушают душевное равновесие людей, а стало быть, являются угрозой стабильности государства. По голо v часто рассказывали о террористах-повстанцах, презревших самый главный моральный запрет, которые по слухам жили в полной чувственной распущенности и противостояли власти всеми возможными методами.

После смерти родителей с ней чуть было не случилось страшное. Ей было так одиноко, и одна девочка в приюте от чистого сердца предложила ей дружбу. Однажды ночью пришли взрослые, забрали ту девочку. Больше Орели никогда ее не видела. Ее саму поместили в клинику. Ей сохранили жизнь: ведь у нее была генетическая предрасположенность к ужасному пороку и ни о каком злом умысле стало быть, речь не шла. Год спустя, после многомесячного исцеляющего медикаментозного сна и многочасовых бесед с психиатром, она вышла на свободу, пройдя перед этим специальную комиссию, которая признала, что она совершенно вылечилась. Иначе ей грозило бы то же, что и родителям. До конца жизни она должна была носить на запястье браслет-индикатор и каждые три месяцам посещать психиатра.

Но она любила Эдо. И она это знала. Ее научный интерес не должен выходить за пределы… научного интереса. Про свою страсть к погибшему городу она не рассказывала даже своему психиатру, сражаясь с ней в одиночку.

Постепенно узнавая об уничтоженном городе все больше и больше, она поняла, насколько далеко отбросила людей последняя война. Пройдут наверное, целые столетия, пока человечество вновь достигнет эдосского уровня науки и культуры, снова взберется на эту ступеньку.

И вот она здесь. Она должна будет жить на раскопе номер 266, производя первичное изучение поднятых на поверхность артефактов и инвентаризируя их. Орели поправила медальон у себя на шее. Ее пепельные волосы падали на лацканы серого пиджака, наброшенного на плечи. Орели застегнула молнию скромных серых брюк, которые расстегнула для большего комфорта: скоро должна начаться посадка. Глянула в свое дорожное зеркало. Библиотечная мышка… Но глаза за стеклами очков сверкают ох как… Порох, поджидающий спички, пружина готовая развернуться. За зеленоватыми линзами очков жила девочка Орели из приюта, которая знает, что когда отступать некуда, дерутся насмерть.

Самолет мягко тряхнуло, Орели чуть вжало в кресло. Длинный эскалатор понес ее из самолета наружу. Она задохнулась от горячего ветра. Достала из саквояжа шляпу с коротенькой вуалью от песка, надела. Она здесь. Она первой из пассажиров ступила на песок. Вдруг что-то случилось. Эскалатор пополз в обратную сторону и прочие пассажиры на глазах изумленной Орели пропали снова в недрах самолета. Она увидела клубы желтой пыли справа и слева от себя.

То песчаное облако, которое было справа, приближалось с пугающей быстротой. Орели скоро смогла различить в клубах песка оскаленные от натуги лошадиные морды, мощные копыта, взрывающие песок. Почему-то именно лошади поразили ее больше всего, а вовсе не всадники, сидящие на их спинах и размахивающие невиданным оружием. Еще бы, горожанка Орели прежде видела лошадей только на картинках. И то думала, что их уже не осталось… Она не испугалась. Отряд налетел на нее, как шквал. Она стояла посреди мчащихся хрипящих животных – маленькая тонкая фигурка, а они пролетали мимо, иногда задевая ее хвостом, обдавая запахом кожи и пота или всадник чуть цеплял чуть ее плащом. Волной воздуха с нее сорвало шляпу. Они пронеслись под брюхом самолета, точно пустынный мираж. Так песок проходит сквозь пальцы, не оставляя на них следа.

Орели неожиданно увидела, что то облако, что было справа обернулось колонной буро-зеленых танков. Она успела закатиться за трап. И тотчас по железу как горох, застучали пули. Орели съежилась, прикрыв коленями живот, а голову уткнув в коленки. Следовало наверное в целях безопасности снять очки, ведь и без них она видела неплохо, но вот чувствовала себя крайне неуверенно, точно ее лицо становилось сразу каким-то голым, неприкрытым. За выстрелами последовали взрывы и по обшивке самолета застучали песок и мелкие осколки. Взрывы и трескотня выстрелов все отдалялись. Орели вытряхнула песок из волос, вылезла наружу, отыскала шляпу. Тотчас перед трапом тормознул джип. Местный смуглый парнишка-шофер.

- Мисс Стюарт? - Орели кивнула, вынула из кармана паспорт и твердой, безо всякой дрожи, рукой подала.

- Вот как сегодня вышло, они никогда так близко не подбирались!

- Кто? – она забросила саквояж в мигом открытый багажник.

- Повстанцы. Но, небось, теперь далеко их отгонят. Садитесь. Места тут неспокойные. – Он окинул ее взглядом. – Женщин тут мало.

Странное чувство зачарованности, испытанное ею при виде всадников, оставило на душе какой-то странный осадок. И он не проходил, пока ее знакомили с членами археологической экспедиции, работавшей на раскопе номер 266 и с ее будущим шефом, профессором Линдерманом. Тот лишь пожал ей руку, оглядел ее, вернее даже, просканировал выцветшими зелеными глазами и сказал:

- У вас усталый вид. Перелет, смена климата и наши… местные особенности… Отдохните пару дней, потом приступите к работе. Сейчас Вас проводят в вашу палатку. Обращайтесь ко мне, если будете испытывать нужду в чем-либо.

В палатке Орели с удовольствием вытянулась на свежих прохладных простынях, на постели опутанной москитной сеткой. Однако поспать ей не удалось. Ее разбудили крики. Она приподняла полог палатки. По лагерю сновали огни фонариков. Она только взялась за джинсы, как вбежал давешний паренек, присланный профессором Линдерманом.

- Ох, ох, мисс, старик вас зовет! В раскопе обрушился свод!

- Кто-то погиб? – Орели быстро зашнуровывала высокие ботинки.

- Нет, мисс, нет, на раскопе ночью никого не бывает, кроме сторожей, а их минуло… Профессор велел поскорее.

Орели посещала когда-то раскопки во время практики в университете. Но это… это было просто… Скрипучий допотопный лифт нес ее куда-то вниз, в кромешную черноту в никуда… Южная ночь была темной, а здесь… точно ныряешь в бочку с чернилами. В луче фонарика мелькали пласты пород, летучие мыши, падали серебряные капли воды.

Орели поправила огромную, съезжающую то на лоб, то на затылок, каску и первой выйдя из лифта, очутилась в длинной бесконечной штольне.

- Где мы?

- Это эдосский шестой уровень. – отозвался Линдерман.

Проводник вел их около получаса, потом они лезли через завалы щебенки, по пояс проваливались в черную торфяную воду, пока не пришли на место. Здесь штольня сужалась.

- Мы не можем понять, что это такое, мисс Стюарт. Но если чутье меня не подводит, это открытие сопоставимое с Троей Шлимана или глиняной императорской армией! Для вас, как для молодого специалиста… - профессор говорил еще что-то, но Орели не слушала. Она ступила в огромную пещеру, открывшуюся в результате оползания пород.

Неожиданно ей подумалось: «Все эти люди, которые жили здесь… Не может быть, чтобы они погибли… Просто…ушли.» Сохранность была потрясающей в основном вследствие того, что все обгорело. Орели шла все дальше и дальше по закопченным пыльным помещениям, хрупая галькой и мелкими осколками камня под ногами. Она подняла с пола какой-то предмет. Что-то странное, похожее не пепельницу, но не пепельница, очень тяжелое. Они никогда раньше не видела такого металла. И везде один и тот же логотип, одни и те же иероглифы. Она провела пальцем по запылившимся буквам. В дешифровке эдосского диалекта ей не было равных. Она, пораженная, выдавила из себя:

- ИСБ! Господи! Императорская Служба Безопасности! Здесь! – она лихорадочно рылась в памяти, но потрясенные мозги выдавали лишь какие-то обрывки азбучных истин. И еще то, что в детстве звучало чудной сказкой для маленькой девочки Орели: «… легкие высотные здания, сплетенные между собой ажурными переходами, по окна третьего этажа утопали в ухоженных садах, сравнимых с райскими кущами садов императорского дворца. В недоступных взору простого смертного помещениях высокие технологии соседствовали с цветущими растениями, а полезная влажность воздуха поддерживалась наличием фонтанов и искусственных озер. Невероятное количество спортивных залов и бассейнов, а так же комнат психической релаксации и даже маленького храма в тени садового комплекса, говорило о том внимании, которое обитатели этого мирка уделяют своему душевному и физическому здоровью. Запертый в пределах дворца Император высоко ценил и баловал эту касту новых самураев, свои глаза и уши, средство для тонкого и неотвратимого влияния на любые события в государстве, и они платили ему любовью и преданностью…»

- Работы здесь на десятилетия, мисс Стюарт – профессор наклонился чтобы тоже что-то подобрать. Члены экспедиции, впав в эйфорию, вели себя как дети в кондитерской лавке: фотографировались, не соблюдая никакой осторожности, вытаскивали бесценные предметы, терли их об одежду… Профессор дал им немного порезвиться, после чего мигом оборвал всю эту разлюли-малину. Он наметил для каждого фронт работ на завтра.

По пути на поверхность в штольне они натолкнулись на странную процессию: шестеро военных вели человека. Орели узнала в нем одного из утренних всадников. Археологи посторонились, испуганно провожая группу глазами.

- Кто это? – прошептала Орели Линдерману.

- Судя по количеству конвоиров кто-то из главарей повстанцев. В шахте находится так же и тюрьма. – неожиданно Орели встретилась с пленным глазами. Ее пронзило острое чувство вины. Она не спала до утра.

«Чем я виновата? – думала она – ничем. Это же не я убиваю мирных жителей, захватываю заложников и подкладываю бомбы, носясь на коне. Не я нарушаю Главный закон. Я ни в чем не виновата. Я просто ученый. Мне предстоит тяжелая работа завтра. Надо спать.» Но все было бесполезно.

Работа была адски тяжелой. Очень скоро стало ясно, что археологи наткнулись на развалины столичного филиала ИСБ, своего рода городе в городе. Требовалось произвести первичную инвентаризацию, определить состав предметов, датировать их, выяснить назначение. Но даже последнее было делом нелегким. Прежде ей приходилось сталкиваться лишь с «мирными» артефактами, а здесь пришлось иметь дело с вооружением, странными невиданными приборами и необычными предметами служебной одежды. На кой черт нужен ей ее талант дешифровщика, если она не может даже сказать, для чего служащие ИСБ использовали то или это! Вот и сегодня ей притащили целый герметичный контейнер со странными носителями информации. Она билась с ними две недели. Изображения не удалось прочитать, но звук оказался выше всех похвал. Попросив у Линдермана неделю передышки, которую тот с готовностью ей и предоставил, она часами лежала в палатке, прослушивая записи. Ей скоро стало ясно, что к ней в руки попала часть архива ИСБ. Где было остальное, неизвестно. Как оказалось, за всеми сотрудниками велась слежка. Возможно, с помощью какого-то секретного датчика. Профессор назвал найденную часть архива «бесценным материалом для изучения быта и нравов эпохи Эдо». Орели вставила в уши горошинки наушников, открыла блокнот для заметок.

« - Долго возишься!

– Еда на столе, возьми и отнеси.

– Недоволен? Зря. Он нормальный парень, этот пилот. Он тебе еще понравится!

– Пошел к черту. Бери еду и выметайся. – на заднем фоне раздалось раздраженное бряканье посудой.

– Ушел-ушел!...»

Орели торопливо записала в блокнот новое слово: «нравиться». От ком же шла речь? И какова же, собственно, проблема собеседников?

Она снова запустила запись.

«-…дело нечисто. Бентен, ты что, всерьез на него глаз положил?

– Нет! Это приказ Аридзимы! Еще вопросы есть?

– Гонишь. Гонишь дважды и без зазрения совести. Ты послал бы Аридзиму с такими приказами в полицию нравов, и он это прекрасно знает. Это во-первых. А во-вторых, парня ты охмуряешь по собственной инициативе. Это невооруженным глазом видно».

Орели строчила карандашом: «положить глаз», «охмурять». Обложилась словарями, но так и не поняла, из-за чего спорили двое коллег-иэсбэшников. Может быть, это вовсе неэдосский диалект? Может быть, кто-то из них двоих приезжий? Или даже оба? Нет, наверное, она просто не понимает. Орели потерла щеки ладонями. Нажала «пуск». Она для удобства назвала собеседников А и Б. Третье беседа была между А и кем-то, кого Орели условно обозначила как С.

«- Я не захочу находиться рядом с людьми, которые будут знать такое о моем прошлом.

– Ну и дурак! Ищешь себе проблемы на пустом месте, да еще другим их создаешь! Как ребенок...

- Так. Тэнори был нужен тебе только ради... меня?

– А на кой черт он еще мне сдался…» - послышался усталый вздох и разговор прервался.

Орели тоже вздохнула, еще более утомленно. Чтобы понять все это, нужно жить в Эдо в 29 веке не больше не меньше. Она никакой1 не специалист. Она хрен собачий! В припадке раздражения она швырнула блокнот в угол палатки. Слова были знакомыми. Почти все. Не было смысла. Или она просто не видела его.

Она протерла глаза и вышла на воздух. Стояла уже ночь, песок остывал, пустыню подернуло блекло-желтым туманом. На краю лагеря Орели уселась на землю.

- Мисс Стюарт? – над ней склонился Линдерман – зайдите ко мне.

В палатке Линдермана Орели аккуратно, стараясь ничего не задеть и не уронить, села на краешек стула: везде громоздились артефакты, в основном мелочь, на столе валялись вперемешку листы бумаги с зарисовками и толстенные талмуды с закладками. Линдерман быстро приготовил чай и вручил Орели походную алюминиевую кружку.

- Вы устали? Может быть, вам нужен отпуск? Работа никуда от вас не денется, здесь ее еще предостаточно. Съездите в Эпомену, это город, который к нам ближе всего, развеетесь. Или домой. – Орели молча покачала головой.

- Тогда в чем же дело?

- Когда я слушаю эти записи, у меня возникают странные… - она хотела сказать «чувства», но природная осторожность взяла верх - …ощущения…

- Орели… вы разрешите так вас называть?.. Здесь часто происходит такое с людьми. Мы живем очень замкнуто. Это место не для молодой девушки.

- Я не слишком общительна, профессор. Я… я, слушая эти записи, чувствую себя такой… одинокой! Да, я знаю, что одиночество – естественное и даже предпочтительное состояние человека, но…

- Видите ли, Орели… Мы ученые, и должны ко всему подходить с точки зрения науки, хотя это и звучит должно быть, банально. Да, все эти люди, эти ваши А, Б и С говорят о чувствах и испытывают их. Но это ушло, это уже история. Всякий хорош в своем времени, Орели.

Она покрутила в руках какую-то безделушку со стола. Да, ей трудно было бы представить А, Б и С здесь и сейчас.

- Не следует идеализировать прошлое, Орели, сравнивая его с настоящим. Их цивилизация погибла. Не забывайте об этом. Во многих областях нам далеко до них. Я не спорю, что эдосская эстетика обладает определенной привлекательностью. Эти иллюзии, Орели, опасны. Особенно для вас.

- Для меня?

Профессор кончиками пальцев прикоснулся к ее правому запястью, где прятался под рукавом браслет.

- Вы… знаете?!...

- Это отражено в вашем досье, которое мне, разумеется, передали. – Орели затрясло от стыда. Он все это время знал. Линдерман мягко накрыл ее руку своей.

- Все мы делаем ошибки, Орели. Главное, не повторять их. Вы талантливы, в вас есть кураж, вы добьетесь многого. Если вы хотите, мы вызовем сюда психолога для вас.

- Благодарю. – медленно проговорила Орели – спасибо, профессор. Думаю, я справлюсь сама.

Больше Орели не слушала записей. Она пронумеровала их и сдала в хранилище.

Однажды, под конец рабочего дня, к ней подошел Линдерман.

- Орели, как продвигается идентификация девяносто пятой серии?

- Никак – призналась она – боюсь даже приступать. Никто не знает, что это такое. Специалисты по вооружению эпохи Эдо и те умыли руки.

- Знаете, это покажется странным, но у нас отыскался один… не совсем специалист, но кажется, он знает, что это.

- Кто же это?

- Тот самый пленный повстанец.

Орели мигом бросило в пот. Линдерман внимательно наблюдал за ней.

- А он-то откуда знает?

- Ему рассказывал дед, а ему в свою очередь его предки. Повстанцы часто пользуются случайно найденным оружием эпохи Эдо. Он может консультировать вас. Взамен ему скостят срок, так как мы делаем важную работу. Не мне говорить вам, какое значение имеет изучение их технологий. Разумеется, к нему будет приставлена охрана. Впрочем, если вам это неприятно…

- Нет, я согласна. Пусть его приведут завтра – она мыла в тазу испачканные глиной руки, повернувшись так, чтобы Линдерман не видел ее лица.

Назавтра двое военных привели пленного. Орели работала под длинным навесом, под которым на столах и на земле беспорядочно громоздилось извлеченное из земли накануне.

Орели мигом выдворила охранников за пределы тента.

- Вы можете присесть вон там, в тени. Оттуда вы будете его видеть. Иначе помешаете работе. – пленник бросил на нее благодарный взгляд.

- И наручники снимите – велела она.

- Но… - начал один из них.

- Я не смогла бы думать с затекшими руками, скованными за спиной. А вы? Ваше начальство обещало всячески содействовать экспедиции. – конвоир мигом снял с преступника наручники и тот с удовольствием потянулся, точно кошка и потер запястья.

- Начнем? – они включила диктофон и они двинулись вдоль столов. Вокруг собралась толпа любопытных, но скоро поняв, что ничего интересного нет, а просто работают двое, люди разошлись по лагерю.

… - а вот это – не знаю, как сюда попало. Сортировщики видимо, ошиблись… - Орели повертела в руках титановое кольцо с большим четырехугольным камнем бледно-серого цвета – она секунду полюбовалась, как светиться под солнцем камень – это просто украшение.

- Дайте мне. – неожиданно резко бросил «консультант». - Осторожно. Не удивлюсь, если оно все еще действует. Тогда умели делать.

- Что… - действует? – надев кольцо на палец, пленный направил камень на большой валун, который лежал шагах в тридцати от тента с артефактами. Орели ничего не успела понять. Не было никакого звука, ни вспышки. Но валун развалило надвое. Конвоиры ничего не заметили.

- Ч…что это? – повстанец снят кольцо, протянул ей на ладони.

- Мононить. Дед мне рассказывал. Я и не думал, что когда-нибудь такую увижу. Берите, не бойтесь. Оно активируется только надетое на руку. – Орели рассеянно сунула кольцо в карман своих брюк цвета хаки. Он вполне мог угробить и охранников: судя по всему эта штука без труда достала бы их. Тогда почему?...

Они двинулись дальше вдоль столов. Помощь пленного действительно оказалась кстати. Он сумел опознать все предметы, кроме нескольких. Когда «консультанта» увели, Орели достала диктофон и тщательно затерла двадцатую минуту работы: именно в это время они провели спонтанное «испытание» мононити. Кольцо сквозь тонкую ткань жгло ей бедро. Орели не вернула его на место.

На другой день она спустилась в шахту: ей хотелось видеть самый крупные артефакты, которые поднимут на поверхность еще не скоро и начертить план учреждения-города хотя бы начерно. По ее требованию привели пленного. Они шли по очищенным улицам, а конвоиры следовали за ними в отдалении. Они уже привыкли к тому, что пленный не вытворяет глупостей и честно отрабатывает те несколько лет, которые ему обещали скостить. Слышать их беседу они не могли. Посреди разговора Орели вдруг спросила:

- Думаете, они жили… правильно?

- Им так казалось – уклончиво ответил пленный, наподдав ногой мелкий камешек.

- Но сами-то вы как считаете?

- Вам так важно, что я считаю? Может, вы забыли, что на мне уже висит срок? – собеседник с любопытством быстрыми карими глазами оглядывал стены домов – к чему это, Орели? – она вздрогнула, впервые услышав свое имя из его уст. – вам все это ни к чему. Вы образованная ученая женщина. Вы живете ТАМ. Вы платите налоги. У вас есть машина, дом, медицинская страховка и собственный психолог. Когда-нибудь напишите книгу, родите детей от кого-то, кого подберет вам государство. А я живу ЗДЕСЬ. Мои дети родятся от женщины, которую я полюблю. Даже если всю жизнь они потом будут жить под пулями. Вы спрашиваете, жили ли они правильно? Я считаю, что да.

- Почему вы не ушли тогда… с кольцом? – в упор спросила Орели.

- У меня здесь дело.

- Не стану спрашивать какое. Как вы думаете, для чего предназначалась эта площадка? У нее странная форма… - обратно к штольне они возвращались в полном молчании.

Ложась спать вечером, она думала о нем. Вот его приводят в камеру, вот снимают наручники. Что он делает сейчас? Сидит, лежит? В камере занятий немного. Смотрит в окно? Нет, там ведь нет окон. Каменная коробка.

К началу муссонов экспедицию должны были на время для отдыха распустить. В лагере все паковали вещи, собираясь домой. В каждой палатке творились радостное столпотворение, звенели голоса. Самолет прилетал утром. Орели слонялась по лагерю, чувствуя себя неприкаянной и ненужной, как никогда. Кому она нужна? Ее психолог сказал бы, что самой себе. Нужна ли?

Неожиданно она столкнулась с Линдерманом да так, что они сшиблись лбами. Тот рассмеялся, потирая лоб. Обычно сдержанный профессор в преддверии отпуска был оживлен.

- Уже собрались?

- Нет – призналась Орели – профессор, я остаюсь.

- Что-о-о? – его оживление как рукой сняло. – Орели, вы заслужили отдых. Не валяйте дурака.

- Я дождусь конца муссонов, когда вы вернетесь. А пока буду работать понемногу, гулять. – с неожиданной силой Линдерман схватил ее за локоть, оттащил в сторону, где никто не мог их слышать.

- Что вы делаете!? И, черт возьми, не глядите на меня своими невинными глазами. Если вы не поедете, я вынужден буду принудительно посадить вас в самолет, а в Нью-Йорке вас подвергнут лечению. Как глава экспедиции я имею на это право, вы знаете. Вы переутомились. Я не желаю вернуться после муссонов и найти вас здесь с совершенно помрачившимся рассудком. Три месяца на раскопках – нелегкое испытание для молодых. - Он вздохнул и добавил уже более мягко – Выдрать бы вас. А теперь идите и собирайте вещи. – последнее прозвучало приказом. Орели поплелась в палатку. Начала укладывать в саквояж свои немногие вещи. Достала серый костюм, в котором приехала на раскоп. На секунду ей показалось, что он принадлежит не ей, а кому-то другому.

Он ничего не понимал. Тяжелая бронированная дверь слетела с петель, как картонная. Он заслонил глаза от хлынувшего в камеру света. Снаружи стояла – маленькая тонкая фигурка в сером. У нее на пальце сверкало кольцо. Она сняла его, протянула пленному.

- Уходите – бросила она – грохот, вероятно, был слышен даже наверху. Надеюсь, я никого не убила – они выбежали на «проспект» - центральную штольню.

- Куда вы? – она схватила его за рукав оранжевой арестантской робы.

- Здесь есть проход на поверхность. Но нам придется побегать. – Орели бежала вровень с ним, нисколько не задыхаясь. Она скинула пиджак. Своды огласились топотом многих ног в солдатских сапогах, собачьим лаем. Они шли следом.

- Быстрей! – он потащил ее в какое-то боковое ответвление, когда пуля удирала ее в плечо, как молотком. Сразу подкатила тошнота, но она молча продолжала бежать. – она ничего не понимала. Перед глазами мелькали тоннели, переходы. Везде один и тот же серый камень… Она никогда не выберется отсюда. Захотелось плакать. Орели увидела в пыли на полу капли своей крови. «Мы уже проходили здесь» - хотела сказать ему, но язык не слушался. Они стали описывать новый круг, запутывая преследователей. Орели шла за пленным как во сне. Наконец, откуда-то из тумана до нее доплыл его голос.

- Мы пришли. Уф, вроде оторвались. – она пошла на голос, вытянув руки, слепая от боли и свалилась в обморок.

Она очнулась в совершенно незнакомом месте. Это была штольня, такая же, как та, искусственно сделанная. Но эта была другая, совершенно необитаемая. Откуда-то лился свет. Она прислушалась. Было тихо: за ними больше никто не шел.

Он нес ее на руках. Она покрепче обхватила его за шею, про себя надеясь, что конца этой штольне не будет, хотя плечо немилосердно жгло.

- Простите – бесцветным голосом прошелестела она – вы не успели сделать свое дело…то, ради которого тогда остались…

- Тупица… - он без труда перехватил ее, так что теперь ее голова лежала уже на его левом плече, а не на правом: наверное, у него рука устала – это дело я в данный момент несу. И оно очень нелегкое, должен тебе сказать. - Они помолчали. Она, счастливая, переваривала услышанное.

- Где мы?

- Не знаю. Дед рассказывал мне, как сюда пройти. Но куда дальше, я не знаю. Это предпоследний уровень.

- Не может быть. Он же не сохранился! Она попыталась приподнять голову, чтобы осмотреться, но тут же снова положила ему на плечо: закружилась голова.

- Лежи спокойно. Ученый… Время у тебя еще будет.

Но времени им не дали. За спиной раздался грохот, с потолка рухнул камень величиной с загородный дом, приземлившись метрах в десяти от них.

- Буры! – прошептала она – пусти меня! – она вырвалась и они снова рванули вперед. Это было какое-то дежа вю, ночной кошмар, когда снится, что ты бежишь изо всех сил, но почему-то не двигаешься с места. Они были повсюду: мечущиеся лучи мощных прожекторов, сыплющиеся камни, собачий рай, который своды штольни повторяли многоголосным эхом. Древние мощные стены коридора изо всех сил сопротивлялись бесцеремонному вторжению. Наконец раздался рев моторов: солдаты мотострелкового взвода смогли благодаря бурам пробиться внутрь.

Орели затравленно оглядывалась. Их зажали, это было ясно. И вдруг… она ясно увидела человека… не совсем человека… беловолосое существо в одежде эпохи Эдо, когда-то виденной Орели в музеях Нью-Йорка… с темно-бордовыми глазами, кажущимися черными в полутьме штольни. Существо стояло у дальней стены, чуть согнув левую ногу и скрестив руки на груди. Потом оно протянуло длинную белую руку в сторону Орели и поманило к себе длинным пальцем с алым острым ногтем, рассмеялось, точно уронили на каменный пол горсть серебряных монет. И растаяло в воздухе… Думать было некогда. Орели поволокла пленного за собой.

- Сюда!

- Там тупик!

- Я сказала, сюда! Он не хотел нам зла.

- Кто?! – они продирались сквозь узкий коридор, царапаясь о камни и разрывая одежду. Вдруг каменные объятия резко раскрылись и они, оказавшись в свободном пространстве, одновременно упали. Встали. Орели посветила фонариком. Тусклый лучик плясал на стенах. Тупик! Этого просто не могло быть. Проклятый подземный демон!

- Прости – прошептала она – вот все и кончилось.

- Погоди-ка – он взял из ее рук фонарь. Откуда-то дует – взявшись за руки, они двинулись вперед. Коридорчик, в который они нырнули, был уже наполовину разворочен бурами. Стены тряслись. Неожиданно Орели поняла, что ступает по траве. Она посветила под ноги. Она и не знала, что в шахтах есть такие места. Изменился даже сам воздух. Где-то был выход на поверхность. Они услышали пение птиц, звуки голосов. Не обозленных, выкрикивающих: «Стоять!», «На пол!» и «Вы в кольце!». Это были просто голоса людей. Повседневные. Грустные и веселые. Орели ускорила шаг… как будто что-то отпустило их, передавая чему-то другому. Из рук в руки. Они с разгона вылетели куда-то и снова дружно свалились, задохнувшись.

Они лежали на газоне посреди самого обычного палисадника. На мраморной скамейке рядом сидела парочка влюбленных, в тени деревьев кто-то читал за столиком кафе, вытянув ноги и поглощая что-то из странного вида тарелки.

- Что… Где… Почему… - в голове у нее творилось черт знает что. Мысли скакали, как взбесившиеся блохи. Крепко взявшись за руки, они зашагали по бульвару. Который обрывался в пустоту, заканчиваясь круглой площадкой с маленьким японским садиком с каскадами ручьев и разноцветными каменными пирамидками. Деревья расступились. В небе парили чудесные машины, воздух наполняли диковинные звуки и запахи. Да и само небо было ярче того, их неба. И солнце тоже. Его диск стоял высоко: был полдень. Полдень в Эдо.

Орели услышала за спиной тихий смех: точно звякнула мелодично «подвеска счастья» какие вешают обычно при входе. И Орели не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто смеется.

Она была дома. Она вернулась домой. Эдо позвал ее и она пришла. Неожиданно ей вспомнилось старинное стихотворение, когда-то слышанное ею.

«Прощалась капля с морем - вся в слезах!

Смеялось вольно море - все в лучах!

"Взлетай на небо, упадай на землю -

Конец один: опять в моих волнах."





story by bustshery 09/2008

Вернуться